гдѣ не было учителя, садился подремать на кафедрѣ. Одинъ нашъ гофмейстеръ, полковникъ Клингенбергъ, былъ къ намъ близокъ и жилъ нашею жизнію. Это быль душа-человѣкъ, простой, ласковый, симпатичный, хотя крикливый. Пажи любили, уважали и боялись его, но кругъ его дѣятельности былъ ограниченъ наблюденіемъ за порядкомъ и приготовленіемъ пажей къ военной службѣ.
По окончаніи утреннихъ уроковъ, въ 12 часовъ собирались пажи въ небольшую рекреаціонную залу, строились по отдѣленіямъ, приходилъ очередной ежедневный караулъ изъ 10-ти пажей, барабанщика и камер-пажа, являлся Клингенбергъ и дѣлалъ разводъ по всѣмъ правиламъ тогдашней гарнизонной службы. Карауломъ командовалъ дежурный по корпусу камер-пажъ. Эго было единственное фронтовое образованіе пажей. Не было ни одиночной выправки, ни ружейныхъ пріемовъ, ни маршировки, кромѣ маршировки въ столовую, причемъ пажи немилосердно топали ногами. Правда, лѣтомъ одинъ мѣсяцъ посвящался обученію фронта — но это было больше для камер-пажей, которые, какъ офицеры, командуя маленькими взводами въ 5 рядовъ, съ большимъ стараніемъ изучали тогдашній мудреный строевой уставъ и всѣ трудныя деплояды съ контрмаршемъ и построеніе анэшекіе. Что же касается до научнаго образованія, то въ то время и мы, какъ и всѣ, по меткому изреченію Пушкина, учились понемногу чему-нибудь и какъ-нибудь.[1]
Въ пажескомъ корпусѣ науки преподавались безъ системы, поверхностно, отрывочно. Изъ класса въ классъ пажи переводились по общему итогу всѣхъ баловъ, включая и балы за поведеніе, и потому нерѣдко случалось, что ученикъ, некончившій ариѳметики, попадалъ въ классъ прямо на геометрію и алгебру. Въ классѣ исторіи разсказывалось про Олегова коня и про то, какъ Святославъ ѣлъ кобылятину. Нѣсколько задачъ Войцеховскаго и формулы дифференціаловъ и интеграловъ, вызубренныя напамять, составляли высшую математику. Професоръ Бутырскій училъ русской словесности и упражнялъ насъ въ хріяхъ и другихъ риторическихъ фигурахъ. Въ первомъ классѣ у камер-пажей былъ даже классъ политической экономіи. «L’économie politique — читалъ морской чиновникъ, эмигрантъ Тибо, на французскомъ языкѣ — est une science, d’aprés laquelle les richesses se forment, se distribuent, s’accroissent ou diminuent chez les nations; ces quatres grands phénomènes de la richesse résultent du concours de diverses circonstances, qui feront le sujet des titres suivants»… Это краснорѣчивое начало курса политической экономіи осталось у меня еще въ памяти до настоящаго времени, служа доказательствомъ того метода заучиванья наизусть, которому держались наши педагоги.
Чиновникъ горнаго вѣдомства, Вольгсмутъ, читалъ намъ физику — но также безъ системы и не умѣя придать ей никакого интереса. Почти каждый классъ его начинался тѣмъ, что пажи окружали его и просили, чтобы въ слѣдующій классъ онъ показалъ фокусы. Вольгсмутъ сердился, говорилъ, что это не фокусы, а физическіе опыты. Пажи не отставали, пока онъ не соглашался съ условіемъ, чтобы на необходимыя для этого издержки было приготовлено 3—5 рублей. Эти деньги собирались складчиной, но неиначе какъ мѣдными. Когда на слѣдующій классъ являлся Вольгсмутъ съ пузырьками и машинками, пажи сыпали на столъ свои пятаки, а онъ, краснѣя, конфузясь, торопливо собиралъ ихъ, завязывалъ въ платокъ и пряталъ въ уголъ клфедры. Какъ теперь вижу эту жалкую фигуру, въ черныхъ лосинныхъ панталонахъ, въ синемъ мундирѣ съ засаленнымъ, вышитымъ бархатнымъ воротникомъ, и вѣчно жующую фіалковый корень.
Но если преподаваніе наукъ было отрывочно и вообще слабо, то нравственное настроеніе пажей было особенно замѣчательно. Почти всѣ сыновья аристократовъ и сановниковъ — пажи изъ своихъ семействъ приносили въ корпусъ и укоренили тогдашній лозунгъ высшаго общества «noblesse oblige» и щекотливое понятіе о «point d’honneur». Гордясь званіемъ пажей, они сами болѣе своего начальства заботились, чтобы между ними не допускался никто, на кого бы могла падать хотя тѣнь подозрѣнія въ какомъ-нибудь неблаговидномъ проступкѣ. Не такъ страшно было наказаніе, ожидавшее виновнаго отъ начальства, какъ то отчужде-
- ↑ Сужденія о бывшихъ начальствующихъ лицахъ пажескаго корпуса не совсѣмъ справедливы, равно какъ сужденія о преподаваніи наукъ, по крайней мѣрѣ въ сравненіи съ тѣмъ, что было во время моего пребыванія въ корпусѣ. Конечно, тогдашнее образованіе учениковъ стояло гораздо ниже уровня теперяшняго, но все-таки оно не было такъ ничтожно, какъ говоритъ о томъ авторъ записокъ. Примѣч. Гр. В. Ѳ. Адлерберга 1-го.
где не было учителя, садился подремать на кафедре. Один наш гофмейстер, полковник Клингенберг, был к нам близок и жил нашею жизнию. Это быль душа-человек, простой, ласковый, симпатичный, хотя крикливый. Пажи любили, уважали и боялись его, но круг его деятельности был ограничен наблюдением за порядком и приготовлением пажей к военной службе.
По окончании утренних уроков, в 12 часов собирались пажи в небольшую рекреационную залу, строились по отделениям, приходил очередной ежедневный караул из десяти пажей, барабанщика и камер-пажа, являлся Клингенберг и делал развод по всем правилам тогдашней гарнизонной службы. Караулом командовал дежурный по корпусу камер-паж. Эго было единственное фронтовое образование пажей. Не было ни одиночной выправки, ни ружейных приемов, ни маршировки, кроме маршировки в столовую, причем пажи немилосердно топали ногами. Правда, летом один месяц посвящался обучению фронта, — но это было больше для камер-пажей, которые, как офицеры, командуя маленькими взводами в пять рядов, с большим старанием изучали тогдашний мудреный строевой устав и все трудные деплояды с контрмаршем и построение анэшекие. Что же касается до научного образования, то в то время и мы, как и все, по меткому изречению Пушкина, учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь.[1]
В пажеском корпусе науки преподавались без системы, поверхностно, отрывочно. Из класса в класс пажи переводились по общему итогу всех балов, включая и балы за поведение, и потому нередко случалось, что ученик, не кончивший арифметики, попадал в класс прямо на геометрию и алгебру. В классе истории рассказывалось про Олегова коня и про то, как Святослав ел кобылятину. Несколько задач Войцеховского и формулы дифференциалов и интегралов, вызубренные на память, составляли высшую математику. Профессор Бутырский учил русской словесности и упражнял нас в хриях и других риторических фигурах. В первом классе у камер-пажей был даже класс политической экономии. «L’économie politique — читал морской чиновник, эмигрант Тибо, на французском языке — est une science, d’aprés laquelle les richesses se forment, se distribuent, s’accroissent ou diminuent chez les nations; ces quatres grands phénomènes de la richesse résultent du concours de diverses circonstances, qui feront le sujet des titres suivants»… Это красноречивое начало курса политической экономии осталось у меня еще в памяти до настоящего времени, служа доказательством того метода заучивания наизусть, которому держались наши педагоги.
Чиновник горного ведомства, Вольгсмут, читал нам физику, — но также без системы и не умея придать ей никакого интереса. Почти каждый класс его начинался тем, что пажи окружали его и просили, чтобы в следующий класс он показал фокусы. Вольгсмут сердился, говорил, что это не фокусы, а физические опыты. Пажи не отставали, пока он не соглашался с условием, чтобы на необходимые для этого издержки было приготовлено 3—5 рублей. Эти деньги собирались складчиной, но не иначе как медными. Когда на следующий класс являлся Вольгсмут с пузырьками и машинками, пажи сыпали на стол свои пятаки, а он, краснея, конфузясь, торопливо собирал их, завязывал в платок и прятал в угол клфедры. Как теперь вижу эту жалкую фигуру в черных лосинных панталонах, в синем мундире с засаленным, вышитым бархатным воротником и вечно жующую фиалковый корень.
Но если преподавание наук было отрывочно и вообще слабо, то нравственное настроение пажей было особенно замечательно. Почти все сыновья аристократов и сановников — пажи из своих семейств приносили в корпус и укоренили тогдашний лозунг высшего общества «noblesse oblige» и щекотливое понятие о «point d’honneur». Гордясь званием пажей, они сами более своего начальства заботились, чтобы между ними не допускался никто, на кого бы могла падать хотя тень подозрения в каком-нибудь неблаговидном проступке. Не так страшно было наказание, ожидавшее виновного от начальства, как то отчужде-
- ↑ Суждения о бывших начальствующих лицах пажеского корпуса не совсем справедливы, равно как суждения о преподавании наук, по крайней мере в сравнении с тем, что было во время моего пребывания в корпусе. Конечно, тогдашнее образование учеников стояло гораздо ниже уровня теперешнего, но все-таки оно не было так ничтожно, как говорит о том автор записок. Примеч. Гр. В. Ф. Адлерберга 1-го.
