с новыми друзьями и начавши жить своей тесной кружковой жизнью, которая была довольно живой и веселой, мы совершенно не заметили, как прошло все лето и наступила осень. Не имея особой работы, я вспомнил петербургские вечера в школе и не вытерпел — записался в вечерние классы черчения и рисования, а за мной и друзья, но это была довольно большая и тяжелая ноша для обремененного человека. Школа была в 40 мин. ходьбы от квартиры, такая прогулка далеко не могла составить удовольствия после дневной суетливой работы. Мои товарищи скоро отстали, и я продолжал один ходить и, может, долго ходил бы, если бы школа была интересной, тогда как она для меня — питерца, избалованного воскресной школой за Невской заставой, являлась далеко не удовлетворительной. При том часто вечером заходили к нам в комнату побеседовать старичок, а потом еще один человек, которого я назову Д.[1]. Этот последний познакомился с нами, уже не помню каким образом, и за последнее время стал посещать нась довольно часто. Он мне, определенно, не нравился, но я, впрочем, этого не высказывал.
С этими-то новыми знакомыми мне и приходилось иногда беседовать. Особенно моими симпатиями пользовался старичок, который, видя неконспиративность нашей комнаты, не очень охотно беседовал и, прощаясь, постоянно приглашал меня к себе. Я заходил иногда к нему, но чувствовал себя у него неважно. Приходишь иногда к нему: он сидит и толкует со своей женой — довольно грузной, сырой женщиной. После приветствия, приглашает меня пройти в переднюю комнату, откуда сурово выгоняет своих детей и затворяет дверь. Когда мы остаемся вдвоем, то говорим вполголоса или то потом, дабы не только соседи, но и его семейные не могли услышать ни одного слова из нашего разговора. Иногда кто-либо из семейных случайно входил в комнату, тогда старичок ругался, выгоняя их, и запирал на крючок дверь. Беседовали мы с ним и относительно книг, и социализма, и заводских порядков и, вообще, всяких дел; он передавал мне о старом движении в Харькове, где он долго жил и откуда принужден был уехать. От него я узнавал о людях, могущих пользоваться доверием, о лицах, подающих надежды, и людях опасных; словом, я старался извлечь из него возможную пользу. При наших беседах, он часто сообщал о том, как он прячет легальные книги, дабы не заметили, что он, вообще, любит заниматься «этими пустяками». Разумеется, я видел неспособность этого человека примкнуть к современному движению, да он и стар, чтобы ре-
- ↑ По словам Г. И. Петровского — это был токарь Дамский.
