Капитанъ и старшій офицеръ вышли изъ каютъ-компаніи, и черезъ нѣсколько минутъ черезъ приподнятый люкъ каютъ-компаніи донесся звучный, молодой тенорокъ вахтеннаго офицера:
— Свистать всѣхъ наверхъ съ якоря сниматься!
И вслѣдъ затѣмъ боцманъ засвисталъ въ дудку и зычнымъ голосомъ крикнулъ, наклоняясь въ люкъ жилой палубы:
— Пошелъ всѣ наверхъ съ якоря сниматься!
Прибѣжавшій въ каютъ-компанію сигнальщикъ тоже крикнулъ:
— Пожалуйте всѣ наверхъ съ якоря сниматься!
Пора разставаться и уходить гостямъ. Всѣ оставили каютъ-кампанію и вышли на палубу, чтобы по сходнѣ переходить на пароходъ.
Еще разъ, еще и еще обняла мать своего Володю и повторяла все тѣ же слова, осѣняя его крестнымъ знаменіемъ и глотая рыданія:
— Берега себя, родной!... Пиши... носи фуфайку... Прощай...
Наконецъ она его отпустила и, не оглядываясь, чтобъ снова не вернуться, вошла на сходню.
— Береги маму! шепталъ Володя, цѣлуясь съ сестрой.
— Береги маму! повторилъ онъ и обнимая брата.
Адмиралъ быстрымъ движеніемъ привлекъ племянника къ себѣ, поцѣловалъ, крѣпко потрясъ руку и сказалъ дрогну вшимъ голосомъ:
— Съ Богомъ... Служи хорошо, мой мальчикъ...
И бодро, легкою поступью, побѣжалъ по сходнѣ, словно молодой человѣкъ.
У сходни толпились. Раздавались поцѣлуи, слышались рыданья и вздохи, пожеланья и только изрѣдка веселыя привѣтствія.
Артиллеристъ, высокій и плечистый, на своихъ рукахъ перенесъ сынишку, бережно прижимая его къ своей груди.
