— Гардемаринъ Ашанинъ. Потребованъ по сигналу на «Витязь». Честь имѣю...
Старшій офицеръ не даль Ашанину докончить и сказалъ, мэтнувъ головой въ сторону:
— Явитесь къ капитану.
— Гардемаринъ Ашанинъ... Потребованъ...
— Знаю-съ. Явитесь къ адмиралу! перебилъ капитанъ, которому, какъ и старшему офицеру, повидимому было вовсе не до гардемарина, вытребованнаго сигналомъ.
Адмиралъ былъ въ нѣсколькихъ шагахъ, на правой сторонѣ полуюта.
— Гардемаринъ Ашанинъ...
Адмиралъ остановилъ на Ашанинѣ на секунду свои большіе, круглые, еще метавшіе молніи глаза и, словно бы обрадованный видомъ новаго лица, не напоминавшаго ему тѣхъ лицъ, которыхъ онъ только что разносилъ, внезапно просвѣтлѣлъ и, протягивая руку, проговорилъ:
— Здравствуйте, любезный другъ... Очень радъ васъ видѣть... Слышалъ отъ Василія Ѳедорыча, что хорошо служите... Я васъ потребовалъ, чтобы вы мнѣ прочли, что вы тамъ видѣли въ Кохинхинѣ... Да... прослушаю... Завтракаете у меня, а послѣ завтрака...
Адмиралъ прервалъ рѣчь и, повернувъ къ морю свою круглую, крѣпко посаженную въ плечахъ голову, въ фуражкѣ, чуть-чуть сбитой на затылокъ, взглянулъ на барказъ, возвращающійся къ «Коршуну», и рѣзкимъ металлическимъ голосомъ, заставившимъ Ашанина невольно вздрогнуть, крикнулъ:
— Николай Николаичъ!
Почти въ ту же секунду подбѣжалъ на рысяхъ молодой мичманъ, флагъ-офицеръ адмирала, и замеръ въ ожиданіи, приложивъ руку къ козырьку фуражки.
Эта поза, казалось, взбѣсила адмирала, и онъ крикнулъ:
— Ну чего вы вытянулись, какъ фельдфебель... Что я,
