— А вѣдь и я долженъ бы подвергнуться строжайшему выговору, господа... И можетъ-быть не только выговору, а и болѣе серіозному наказанію, если бы начальникомъ эскадры былъ не Корневъ, а какой-нибудь педантъ и формалистъ. Не правда ли, Степанъ Ильичъ?
— Очень просто. Могли бы и подъ судъ отдать-съ. И меня бы съ вами на цугундеръ, Василій Ѳедорычъ! промолвилъ старшій штурманъ.
— А Корневъ вмѣсто того благодарилъ васъ! вставилъ старшій офицеръ.
— Еще бы! Адмиралъ самъ въ томъ же повиненъ, въ чемъ и Василій Ѳедорычъ. Его тоже надо было бы отдать подъ судъ! Онъ тоже дулъ полнымъ ходомъ, спѣша въ Дуэ! засмѣялся Степанъ Ильичъ.
— За что же это васъ слѣдовало отдавать подъсудъ, Василій Ѳедорычъ? съ удивленіемъ спрашивалъ докторъ, рѣшительно не понимавшій, въ чемъ могъ провиниться командиръ «Коршуна».
И многіе, въ томъ числѣ и Ашанинъ, въ недоумѣніи смотрѣли на капитана, не догадываясь, за что можно было бы обвинить такого хорошаго моряка.
— А развѣ вы забыли, докторъ, какъ мы шли на Сахалинъ? спросилъ капитанъ.
— Не шли, а можно сказать, жарили, Василій Ѳедорычъ! вставилъ старшій штурманъ, замѣтно оживившійся къ концу обѣда.
— Ну такъ что же?
— А помните, какой былъ туманъ тогда?
— Ужасный! согласился докторъ.
— Въ двухъ шагахъ ничего не было видно... Молоко какое-то! замѣтилъ лейтенантъ Невзоровъ. —Жутко было стоять на вахтѣ! прибавилъ онъ.
— И мнѣ было, признаться, жутко! виновато признался Володя.
— А мнѣ, вы думаете, было весело? улыбнулся капи-