капитанъ долженъ былъ выдержать штормъ на якоряхъ. Якоря не выдержали, на бѣду машина слаба, не выгребала противъ вѣтра, и клиперъ бросило на камни...
— Бѣдный Арбузовъ. Попадетъ подъ судъ теперь. И что-то скажетъ адмиралъ! проговорилъ старшій офицеръ.
— Арбузовъ опытный капитанъ и, конечно, сдѣлалъ все, что было возможно, для сохраненія судна и людей... Ну и адмиралъ нашъ самъ лихой морякъ и сумѣетъ несчастье отличить отъ неумѣнья или небрежности... Да и всѣ мы, моряки, никогда не застрахованы отъ бѣды... Вотъ хоть бы теперь... долго ли до несчастья въ этомъ проклятомъ туманѣ... Какой-нибудь па...
Капитанъ оборвалъ на полусловѣ рѣчь и дернулъ ручку машиннаго телеграфа. Машина вдругъ застопорила... Вблизи раздался звукъ колокола... На Коршунѣ зазвонили сильнѣй.
— Ракету! приказалъ капитанъ.
Спустили ракету. Прошла минута, другая. Звона уже было не слышно. Кругомъ стояла тишина.
— Полный ходъ впередъ! приказалъ капитанъ.
И корветъ снова понесся въ молочной мглѣ, благополучно разойдясь съ невидимымъ судномъ.
Выскочившіе наверхъ офицеры и матросы облегченно вздохнули. Нѣкоторые крестились. У всѣхъ пробѣжала мысль о миновавшей опасности.
Старшій штурманъ, серіозный, озабоченный и недовольный, какимъ онъ бывалъ всегда, когда Коршунъ плылъ вблизи береговъ или когда была такая погода, что нельзя было поймать солнышка и опредѣлиться астрономически и приходилось плыть по счисленію, — частенько посматривалъ на карту, лежавшую въ штурманской-рубкѣ, и затѣмъ поднимался на мостикъ и подходилъ къ компасу— взглянуть, по румбу ли правятъ— и взглядывалъ сердито
