Робенъ пріютилъ Ашанина вмѣстѣ съ несколькими артиллерійскими офицерами въ полуразвалившейся хижинѣ, едва прикрытой сухимъ тростникомъ. Послѣ скромной трапезы, любезно предложенной артиллеристами, усталый Ашанинъ съ наслажденіемъ бросился на сѣно, принесенное откуда-то солдатами, и, прикрытый одѣяломъ, которое далъ ему Робенъ, скоро заснулъ подъ разговоръ артиллеристовъ, сидѣвшихъ послѣ ужина за горячимъ краснымъ виномъ.
Звуки генералъ-марша хора трубачей, призывавшагокъ выступленііо, разбудили Ашанина. Онъ быстро поднялся. Поднялись и артиллеристы. Наскоро напившись горячаго чернаго кофе, Ашанинъ вышелъ изъ лачужки. Было четыре часа. Утро только что занималось. Было свѣжо и сыро. Впереди надъ болотистыми равнинами толстымъ слоемъ залегъ туманъ. Лагерь просыпался. Кое-гдѣ догорали костры, освѣщая въ полутемнотѣ предразсвѣтныхъ сумерекъ движушіяся фигуры солдатъ. Къ пяти часамъ роты были выстроены на полѣ передъ деревней. На маленькомъ коникѣ пріѣхалъ испанскій полковникъ, и отрядъ двинулся впередъ.
По топямъ и болотамъ шелъ пестрый отрядъ. Впереди шли тагалы, за ними французы, аріергардъ состоялъ изъ китайцевъ. Артиллерію везли насебѣ китайцы-кули; цѣлая вереница ихъ шла сзади, неся на спинахъ обозъ. Когда маленькія горныя орудія застревали въ болотѣ, кули брали ихъ на носилки и, ступая по поясъ въ водѣ, тащили ихъ на плечахъ.
Тихо двигалась, растянувшись длиннымъхвостомъ, эта оригинальная смѣсь племенъ, одеждъ и языковъ. Солнце уже высоко поднялось надъ горизонтомъ и подпекало порядочно. То и дѣло приходилось останавливаться изъ- за глубокихъ болотъ. Саперы тогда устраивали мостки, набрасывая доски, и по нимъ переходилъ одинъ за другимъ отрядъ... По такимъ болотамъ пришлось итти боль-
