щительностью, и когда Ашанинъ былъ ему представленъ, онъ привѣтливо обошелся съ нимъ, закидавъ его вопросами о Россіи, свидѣтельствующими и о любезности испанскаго полковника и въ то же время о большомъ его невѣжествѣ по части географіи и по части знанія Россіи...
Почти цѣлый день французская морская пѣхота (infanterie de marine) распѣвала разныя шансонетки; тагалы сидѣли на палубѣ молча, а китайцы— страстные игроки— съ равнодушно-безстрастными, казалось, желтыми лицами, играли большими кучками въ кости. Тѣмъ временемъ большая часть офицерства сидѣла въ каютъ-компаніи и въ промежуткахъ между завтракомъ и обѣдомъ потягивала вермутъ или абсентъ, которымъ любезно угощали французскіе моряки. Ашанинъ большую часть времени проводилъ наверху. День стоялъ хорошій, на рѣкѣ было не особенно жарко, и нашъ молодой человѣкъ — одинъ среди чужихъ людей — то наблюдалъ этихъ чужихъ людей, то посматривалъ на пустынные берега рѣки и безчисленные рукава и протоки, по которымъ одно за другимъ шли суда французской эскадры.
Къ вечеру эскадра стала на якорь, и на слѣдующее утро началась перевозка десанта. Въ теченіе дня всѣ войска были свезены, и часа въ четыре отрядъ наконецъ двинулся къ назначенному мѣсту, отстоявшему верстахъ въ пятнадцати отъ пункта высадки. Дорога была не важная, и Ашанинъ порядочно таки усталъ, шагая вмѣстѣ съ другими. Лошадей ни у кого не было. Только начальникъ отряда, полковникъ de Falanca, ѣхалъ впереди на маленькомъ коникѣ; остальные офицеры шли пѣшкомъ.
Уже начинало темнѣть, когда отрядъ добрался до большой пустой, на половину выжженной анамитской деревни и остановился на ночлегъ. Тотчасъ же развели костры, и солдаты, закусивъ галетами, улеглись спать на сырой землѣ. Къ вечеру температура быстро понизилась. Поручикъ
