этихъ воспоминаніяхъ играло чудное вино, которымъ угощалъ его капитанъ.
При столь пріятномъ воспоминаніи пожилой губернаторъ громко и весело хохоталъ, скаля свои ослѣпительно бѣлые зубы, сверкавшіе изъ-за толстыхъ красныхъ губъ. Онъ впрочемъ не отрицалъ и достоинства наливаемыхъ ему винъ и чистосердечно похваливалъ и кларетъ, и мадеру, и портвейнъ, добросовѣстно выпивая и то, и другое, и третье.
Не отставалъ и молодой король, такъ что королева бросала украдкой тревожные взгляды на супруга и отводила ихъ нѣсколько успокоенная. Видимо привыкшій и умѣвшій пить, его величество хотя и былъ веселъ, но достоинства своего не терялъ, и если выказывалъ особое благоволеніе старшему офицеру нѣсколько фамильярно, то въ этомъ еще большой бѣды не было.
И капитанъ въ свою очередь, не безъ нѣкоторой дипломатической осторожности, глядя на быстро опоражниваемые стаканы и рюмки, стоявшіе передъ его величествомъ, счелъ долгомъ сказать Андрею Николаевичу по-русски:
— Не очень подливайте королю. Какъ бы онъ не напился пьянъ, Андрей Николаичъ!
И, предоставивъ королеву, тоже нѣсколько оживившуюся послѣ двухъ рюмокъ рейнвейна, доктору, принялся занимать короля разсказами о С.-Франциско, умышленно забывая угощать гостя виномъ.
Когда по бокаламъ розлито было шампанское, капитанъ всталъ и торжественно провозгласилъ тостъ за ихъ величествъ и за благоденствіе ихъ королевства. Король провозгласилъ тостъ за государя императора и русскій флотъ. Мистеръ Вейль, значительно раскраснѣвшійся, съ подернутыми масломъ глазами, нѣсколько заплетая языкомъ, произнесъ спичъ, въ которомъ превозносилъ русскихъ моряковъ, и провозгласилъ тостъ за капитана. Затѣмъ тосты шли за тостами, шампанское лилось рѣкою, и
