англійскимъ языкомъ. Однако разговоръ кое-какъ шелъ и, вѣрно, продолжался бы долѣе въ виду рѣшительнаго нежеланія гостей отойти отъ стола съ закуской, если бы капитанъ не пригласилъ ихъ садиться за столъ и не усадилъ королеву между собою и докторомъ Ѳедоромъ Васильевичемъ, чѣмъ вызвалъ, какъ показалось Володѣ, быть можетъ и слишкомъ самонадѣянно, маленькую гримаску на лицѣ королевы, не имѣвшей, по всей вѣроятности, должнаго понятія о незначительномъ чинѣ Володи, обязывающемъ его сѣсть на концѣ стола, который моряки называютъ «бакомъ» въ отличіе отъ кормы, гдѣ сидятъ старшіе въ чинѣ. Капитанъ, не любившій пить, занималъ больше королеву, предоставивъ его величество въ распоряженіе старшаго офицера, Андрея Николаевича, который находилъ время и говорить и подливать вина и его величеству, и сосѣду съ другой стороны— дядѣ-губернатору, и самому себѣ. А мистеръ Вейль, сидѣвшій рядомъ съ старшимъ штурманомъ, Степаномъ Ильичемъ, посвящалъ его въ тайны гавайской политики, взамѣнъ чего Степанъ Ильичъ съ непоколебимымъ постоянствомъ и съ самымъ серіознымъ видомъ наполнялъ рюмки и стаканы мистера Вейля, не забывая и своихъ, продолжая въ то же время слушать болтливаго шотландца.
Къ жаркому разговоры особенно оживились, и его величество уже пріятельски похлопывалъ по плечу старшаго офицера и приглашалъ его запросто зайти во дворецъ и попробовать хереса, который недавно привезенъ ему изъ «Фриско» (Санъ-Франциско), а дядя-губернаторъ, сквозь черную кожу котораго пробивалось нѣчто въ родѣ румянца, звалъ къ себѣ пробовать портвейнъ, при чемъ увѣрялъ, что очень любитъ русскихъ моряковъ, и вспоминалъ одного русскаго капитана, бывшаго въ Гонолулу годъ тому назадъ на клиперѣ «Голубчикъ», который онъ перекрестилъ въ «Гутчика», при чемъ главную роль въ
