адмирала въ отличномъ порядкѣ! вступился за честь «Коршуна» мичманъ Лопатинъ.
— Знаю; но у него, господа, и не ждешь, что ему вдругъ не понравится.
Молодежь слушала нѣсколько смущенная, но старый штурманъ подбодрилъ всѣхъ, замѣтивъ съ улыбкой:
— Не такъ страшенъ чортъ, какъ его малюютъ. Я знаю Корнева. Тоже плавалъ съ нимъ.
— Ну и что? спрашивали со всѣхъ сторонъ.
— Горячка — это вѣрно... Лодарей не любитъ — это тоже вѣрно; но зато Добрѣйшій человѣкъ, въ сушности... Я по крайней мѣрѣ знаю, что изъ-за него никто не пострадалъ...
— Онъ, вѣрно, на флагманскомъ корветѣ, который идетъ сюда, будетъ плавать? спросилъ кто-то.
— Онъ-то? и Степанъ Ильичъ усмѣхнулся и прибавилъ: — Не таковскій! Онъ на всѣхъ судахъ эскадры переплаваетъ, чтобы поближе ознакомиться съ судномъ и съ офицерами... Навѣрное мѣсяцъ-другой посидитъ и на «Коршунѣ».
Ашанинъ разговаривалъ съ докторомъ, мало обращая вниманія на толки о «безпокойномъ адмиралѣ». Онъ Передавалъ свои впечатлѣнія о канакахъ и каначкахъ, о прелестной прогулкѣ вечеромъ, и они условились на слѣдующее утро съ ѣхать вдвоемъ на цѣлый день: Ѳедоръ Васильевичъ былъ свободенъ — ни одного больного у него не было въ лазаретѣ, и Володя тоже — на якорѣ, съ разрѣшенія капитана, офицеры стояли вахты посуточно. Они сперва осмотрятъ городъ, а потомъ отправятся за городъ — въ знаменитыя апельсинныя рощи, а потомъ въ живописное ущелье, оканчивающееся обрывомъ надъ океаномъ, откуда видъ восхитительный. Покрайней мѣрѣ такъ говорили мѣстные жители.
Ужинъ уже приходилъ къ концу, какъ въ залу вошелъ ревизоръ и, присѣвши къ столу, заказалъ себѣ ужинъ и велѣлъ подать шампанскаго.
