— Соблюли себя, значитъ, какъ слѣдуетъ, милый баринокъ! говорилъ значительно подвыпившій Михаила Бастрюковъ, обращаясь къ Ашанину. —Нельзя, «голубь» просилъ... Небойсь, помнилъ всякій и пилъ съ разсудкомъ... Даже и Захарычъ можетъ лыко вязать... То-то оно и есть, Владиміръ Миколаичъ, добрымъ словомъ всего достигнешь... А ежели, примѣрно сказать, страхомъ... всѣ бы перепились, какъ послѣднія свиньи... Но только, я вамъ доложу, эта самая арака ничего не стоитъ противъ нашей водки...
— А городъ понравился?
— Непутевой городъ... дикій бытто какой-то... И все черномазые, баринъ... арапы, какъ есть... И жалко глядѣть на нихъ...
— Отчего жалко?
— Тоже и у ихъ бѣднота... по всему видно... Терплятъ... И вездѣ, видно, который ежели простой народъ, то терплитъ... Во всѣхъ царствахъ одно имъ положеніе! философически прибавилъ Бастрюковъ. — Развѣ вотъ что англичане да французы бытто съ форцомъ... Тамъ и простой народъ, а съ понятіемъ... И съ большимъ по-ня-ті- емъ! Какъ вы полагаете?.. Небойсь, не то, что мы, чумазые...
На другое утро командиръ благодарилъ матросовъ и велѣлъ отпустить на берегъ вторую вахту. И ей онъ сказалъ то же напутствіе и взялъ то же обѣщаніе.
Съ разсвѣтомъ слѣдующаго дня предположено было сняться съ якоря.
Вторая вахта сплоховала. Въ числѣ гулявшихъ матросовъ четверо возвратились мертвецки пьяными. Ихъ подняли изъ барказа на горденяхъ.
— Осрамили вовсе себя! говорилъ въ тотъ же вечеръ на бакѣ Бастрюковъ. —Свиньями оказались передъ «голубемъ». Что-то онъ съ ними сдѣлаетъ?..
— А прикажетъ всыпать, вотъ что сдѣлаетъ! замѣтилъ кто-то.
