«Ахъ, дядюшка!» мысленно произнесъ Ашанинъ далеко не ласково.
— Вѣроятно, дядюшка, ваше превосходительство! отвѣчалъ юноша директору.
— Ну, братецъ, черезъ три дня ты долженъ быть въ Кронштадтѣ и явиться на корветъ! продолжалъ директоръ. —А теперь иди скорѣй домой, проведи эти дни съ матушкой. Вѣдь на три года разстанетесь... Вѣрно, командиръ корвета тебя еще отпуститъ... А мы тебя, молодца, снарядимъ. Тебѣ дадутъ все, что слѣдуетъ — и платья и бѣлья казеннаго, цѣлый сундукъ увезешь... А какъ произведутъ въ гардемарины 1), самъ обмундируешься... Ну, пока до свиданія. Смотри, зайди проститься со своимъ директоромъ... Ты хоть и большой былъ «школа» и мы съ тобой, случалось, ссорились, а все-таки, надѣюсь, ты не вспомнишь старика лихомъ! прибавилъ съ чувствомъ директора улыбаясь своею ласковою улыбкой.
Съ этими словами онъ ушелъ,
Многіе товарищи поздравляли Ашанина и называли счастливцемъ. На цѣлые шесть мѣсяцевъ раньше ихъ онъ вырывался на свободу. Гдѣ только не побываетъ? Какихъ странъ не увидитъ! И, главное, не будетъ его болѣе зудить «лукавый царедворецъ», какъ называли кадеты своего ротнаго командира, обращавшего особенное и едва ли не преимущественное вниманіе на внѣшнюю выправку и хорошія манеры будущихъ моряковъ. Отличавшійся необыкновенною любезностью обращенія — хотя далеко не мягкій человѣкъ — и вкрадчивостью, онъ за это давно уже получилъ почему-то прозвище «лукаваго царедворца» и не пользовался расположеніемъ кадетъ.
Черезъ четверть часа нашъ «счастливецъ по неволѣ», переодѣвшись въ парадную форму, уже летѣлъ во весь духъ въ подбитой вѣтромъ шинелькѣ и съ неуклюжимъ
1) Въ тѣ времена по окончаніи курса выпускали не прямо въ мичмана, а на два года въ гардемарины. Жалованье было то же, что мичману.
