сердце. Но возбужденный видъ этихъ раскрасневшихся, обливающихся потомъ лицъ гребцовъ, спѣшившихъ на помощь погибавшимъ и не думавшихъ объ опасности, которой подвергаются сами, пристыдилъ юнца... Онъ взглянулъ на качающуюся мачту, которая была уже близко, увидалъ эти дико радостныя лица и уже болѣе не обращалъ вниманія на волны и почти не замѣчалъ, что былъ весь мокрый...
— Vive la Russie! Vive la Russie! раздалось съ полузатонувшаго корабля, когда барказъ былъ въ нѣсколькихъ саженяхъ.
И люди стали спускаться съ верхушки мачты, насѣдая другъ на друга.
— Du calme! Attention. Nous les prendrons tons. Nous n’oublierons personnel (He торопитесь... Осторожнѣе! Мы всѣхъ возьмемъ! Никого неоставимъ!) крикнулъ лейтенантъ.
Но нетерпѣніе скорѣе спастись пересиливало благоразуміе... Всѣ теперь столпились на нижнихъ вантахъ, смертельно блѣдные, съ лихорадочно сверкающими глазами, съ искаженными лицами, толкая другъ друга. И одинъ изъ этихъ несчастныхъ, видимо совсѣмъ ослабѣвшій, упалъ въ море.
Барказъ направился къ нему. Нѣсколько дружныхъ гребковъ, и одинъ изъ матросовъ, перегнувшись черезъ бортъ, успѣлъ вытащить человѣка изъ воды. Худенькій, тщедушный французъ съ эспаньолкой былъ безъ чувствъ.
Володя занялся имъ.
Барказъ подошелъ къ судну съ его подвѣтренной стороны. Лейтенантъ строго прикрикнулъ, чтобы слушались его и безъ его приказанія не садились.
Тогда только водворилось нѣкоторое подобіе порядка, и одинъ за другимъ французы прыгали въ барказъ. Старикъ-капитанъ судна соскочилъ послѣднимъ.
Оставалось на вантахъ еще пять человѣкъ. Они, видимо, совсѣмъ закоченѣли и не имѣли силы сойти.
