то подъ горой, ему казалось, что вотъ-вотъ корветъ не встанетъ и пойдетъ ко дну со всѣми его обитателями.
И ему дѣлалось невыразимо жутко и хотѣлось поскорѣй выскочить изъ каюты на свѣжій воздухъ, къ людямъ.
Онъ пробовалъ подняться, но чуть было не стукнулся опять лбомъ. Надо было уловить моментъ, чтобъ спрыгнуть.
Батюшка стоналъ и шепталъ молитвы мертвенно блѣдный, страдая приступами морской болѣзни.
— Что, опасности нѣтъ? спрашивалъ онъ упавшимъ голосомъ.
— Ни малѣйшей! увѣреннымъ голосомъ отвѣчалъ Ашанинъ, стараясь скрыть свое смущеніе, недостойное, какъ ему казалось, моряка, подъ видомъ напускного равнодушія.
Но едва только Ашанинъ сталъ на ноги, придерживаясь, чтобъ не упасть, одною рукой за койку, какъ внезапно почувствовалъ во всемъ своемъ существѣ нѣчто невыразимо томительное и безконечно больное и мучительное. Голова, казалось, налита была свинцомъ, въ виски стучало, въ каютѣ не хватало воздуха и было душно, жарко и пахло, казалось, чѣмъ-то отвратительнымъ. Ужасная тошнота, сосущая и угнетающая, словно бы вытягивала всю душу и наводила смертельную тоску.
«Укачало!» подумалъ со страхомъ Ашанинъ, впервые понявшій всю мучительность морской болѣзни и чувствуя неодолимое желаніе глотнуть свѣжаго воздуха.
А корветъ такъи бросало со стороны насторону, такъ и дергало.
Съ большимъ трудомъ, продѣлывая разныя эквилибристическія упражненія, чтобъ не упасть, Ашанинъ одѣлся и, блѣдный, все съ тѣмъ же мучительнымъ ощущеніемъ тошноты и тоски, вышелъ изъ каюты.
Въ палубѣ, казалось, все прыгало и вертѣлось. Нѣсколько десятковъ матросовъ лежало въ повалку. Блѣдные, съ помутившимися глазами, они казались совершенно безпомощными. Многіе тихо стонали и крестились; многихъ
