Вышла изъ своего вагона княгиня, а за нею и князь—такой старый съ длинными сѣдыми усами, съ виду строгій, а на самомъ дѣлѣ очень добрый: Аринушка уже знала,что онъ—добрый—что съ нимъ можно кокетничать и вертѣть имъ какъ ей угодно.
Княгиня была молодая, востроносенькая, въ черномъ костюмѣ сестры милосердія и такая простая—простая, совсѣмъ и на княгиню не похожа. Она почему-то напоминала Аринушкѣ княгинь изъ „Войны и мира“ или изъ „Русскихъ женщинъ“ Некрасова: такая простенькая, обыкновенная наружность и обращеніе со всѣми одинаковое, а между тѣмъ вѣдь—это княгиня и то, что она, княгиня эта, не осталась въ Петроградѣ, а находится здѣсь, на войнѣ, подъ выстрѣлами, вмѣстѣ съ нею, съ Аринушкой, казалось ей трогательнымъ и красивымъ. Аринушка очень полюбила княгиню.
Къ станціи откуда-то подъѣхалъ на дрезинѣ молодой офицеръ и сидя въ ней, разговаривалъ съ княгиней.
Зависть шевельнулась въ сердцѣ Аринушки: съ тѣхъ поръ, какъ она уѣхала на войну, Аринушка не переставала мечтать о романической встрѣчѣ съ офицеромъ, съ настоящимъ героемъ войны, совершающимъ подвиги, непремѣнно съ офицеромъ, и только съ офицеромъ, всѣхъ остальныхъ мужчинъ ниже офицера или прапорщика она давно уже перестала считать мужчинами и совершенно неинтересовалась ими. Студенты-санитары, славные парни, почти всѣ красивые, уже не нравились ей, такъ какъ они были только санитары. Но за офицеромъ она пошла-бы подъ самый огонь, вмѣстѣ съ нимъ совершала-бы чудеса храбрости, а затѣмъ, когда его ранятъ, ухаживала-бы за нимъ. О своемъ обѣщаніи родителямъ возвратиться безъ офицера она позабыла.
Аринушка подбѣжала къ офицеру.
— Увѣряю васъ, княгиня,—говорилъ онъ—что это далеко не безопасно: вы можете оттуда совсѣмъ не возвратиться, предупреждаю васъ!
— Я хочу! спокойно возразила княгиня.
Офицеръ пожалъ плечами. По его обвѣтренному красивому лицу съ запущенной небольшой бородой, мелькнула смущенная улыбка.
— Хорошо, поѣдемъ, хотя-бы для того, что-бы отбить у васъ охоту къ этому навсегда!…
— Куда? куда вы ѣдете, княгиня? закричала Аринушка.
— На позиціи! отвѣчала княгиня: хотите со мной?
— Княгинюшка, дорогая, золотая, серебряная, да конечно-же!… возьмите-же и меня, я на колѣни встану передъ вами. Господи!… Заволновалась Аринушка.
Офицеръ съ невольной нѣжностью посмотрѣлъ на дѣвушку, потомъ отвелъ усталые красивые глаза всторону.
— Мѣсто есть! пробормоталъ онъ, нахмурившись.
— Ну, если ѣхать, такъ сейчасъ-же, рѣшительно сказала княгиня: черезъ часъ начнутъ подвозить раненыхъ, а къ тому времени намъ надо возвратиться!
Аринушка кинулась въ дрезину раньше княгини. Мѣсто было какъ разъ для двухъ. Онѣ обѣ сѣли рядомъ, офицеръ двинулъ рычагъ и дрезина быстро понеслась впередъ, только черныя косынки княгини и Аринушки затрепались подъ вѣтромъ.
Аринушка оглянулась: около паровоза стоялъ князь въ своемъ синемъ кавалерійскомъ мундирѣ
Вышла из своего вагона княгиня, а за нею и князь — такой старый, с длинными седыми усами, с виду строгий, а на самом деле очень добрый: Аринушка уже знала, что он — добрый, — что с ним можно кокетничать и вертеть им, как ей угодно.
Княгиня была молодая, востроносенькая, в черном костюме сестры милосердия и такая простая — простая, совсем и на княгиню не похожа. Она почему-то напоминала Аринушке княгинь из «Войны и мира» или из «Русских женщин» Некрасова: такая простенькая, обыкновенная наружность и обращение со всеми одинаковое, а между тем ведь — это княгиня и то, что она, княгиня эта, не осталась в Петрограде, а находится здесь, на войне, под выстрелами, вместе с нею, с Аринушкой, казалось ей трогательным и красивым. Аринушка очень полюбила княгиню.
К станции откуда-то подъехал на дрезине молодой офицер и, сидя в ней, разговаривал с княгиней.
Зависть шевельнулась в сердце Аринушки: с тех пор, как она уехала на войну, Аринушка не переставала мечтать о романтической встрече с офицером, с настоящим героем войны, совершающим подвиги, непременно с офицером, и только с офицером, всех остальных мужчин ниже офицера или прапорщика она давно уже перестала считать мужчинами и совершенно не интересовалась ими. Студенты-санитары, славные парни, почти все красивые, уже не нравились ей, так как они были только санитары. Но за офицером она пошла бы под самый огонь, вместе с ним совершала бы чудеса храбрости, а затем, когда его ранят, ухаживала бы за ним. О своем обещании родителям возвратиться без офицера она позабыла.
Аринушка подбежала к офицеру.
— Уверяю вас, княгиня, — говорил он, — что это далеко небезопасно: вы можете оттуда совсем не возвратиться, предупреждаю вас!
— Я хочу! — спокойно возразила княгиня.
Офицер пожал плечами. По его обветренному красивому лицу с запущенной небольшой бородой мелькнула смущенная улыбка.
— Хорошо, поедем, хотя бы для того, чтобы отбить у вас охоту к этому навсегда!..
— Куда? куда вы едете, княгиня? — закричала Аринушка.
— На позиции! — отвечала княгиня, — хотите со мной?
— Княгинюшка, дорогая, золотая, серебряная, да конечно же!.. возьмите же и меня, я на колени встану перед вами. Господи!.. — заволновалась Аринушка.
Офицер с невольной нежностью посмотрел на девушку, потом отвел усталые красивые глаза в сторону.
— Место есть! — пробормотал он, нахмурившись.
— Ну, если ехать, так сейчас же, — решительно сказала княгиня, — через час начнут подвозить раненых, а к тому времени нам надо возвратиться!
Аринушка кинулась в дрезину раньше княгини. Место было как раз для двух. Они обе сели рядом, офицер двинул рычаг и дрезина быстро понеслась вперед, только черные косынки княгини и Аринушки затрепались под ветром.
Аринушка оглянулась: около паровоза стоял князь в своем синем кавалерийском мундире