чею пословицей? Это сочиненіе собирателя, на образецъ: «Седина въ бороду, а бесъ въ ребро».
В сборнъ. Янькова 1744 гъ.: «Кумища, сватища – простишься, хватишься»; это уже ни на что не похожѣ; пусть бы кто понялъ эту чепуху, въ которой изъ четырехъ словъ нѣтъ ни однаго вѣрнаго, а потому и нѣтъ никакаго смысла. Очевидно, это искаженіе пословицы, живущей и донынѣ въ народѣ: «Кумишься, сватаешься – проспишься, спохватишься». Такихъ примѣровъ можно бы набрать очень много; привожу ихъ въ доказательство, что во все времѣна бывали бестолковые переписчики и дажѣ собиратели, которые умничали, и что, ссылаясь на старинные рукописи, не всегда можно исправлять новыхъ собирателей.
Сборнику моему суждено было пройти много мытарствъ, задолго до печати (въ 1853 г.), и притомъ безъ малейшего искательства съ моей стороны, а по просвещенному участію и настоянію особы, на которую не смею и намекнуть, не зная, будетъ ли это угодно. Но люди, и притомъ люди ученые по званію, признавъ изданіе сборника вреднымъ, дажѣ опаснымъ, сочли долгомъ выставить и другіе недостатки его, между прочимъ, такими словами: «Замечая и подслушивая говоры (?) народные, гъ. Даль, видно, не скоро ихъ записывалъ, а вносилъ послѣ, какъ могъ припомнить; оттого у него рѣдкая (?) пословица такъ записана, какъ она говорится въ народѣ. Большая часть (?) ихъ замечены такъ, какъ слѣдующіе: у него написано: Эту бѣду я бобами разведу, а пословица гласитъ такъ: Чужую бѣду бобами разведу, а къ своей ума не приберу».
Но у меня были обѣ пословицы, только каждая на своемъ мѣстѣ, потому что смыслъ ихъ не одинъ и тотъ же;
чею пословицей? Это сочинение собирателя, на образец: «Седина в бороду, а бес в ребро».
В сборн. Янькова 1744 г.: «Кумища, сватища – простишься, хватишься»; это уже ни на что не похоже; пусть бы кто понял эту чепуху, в которой из четырех слов нет ни одного верного, а потому и нет никакого смысла. Очевидно, это искажение пословицы, живущей и доныне в народе: «Кумишься, сватаешься – проспишься, спохватишься». Таких примеров можно бы набрать очень много; привожу их в доказательство, что во все времена бывали бестолковые переписчики и даже собиратели, которые умничали, и что, ссылаясь на старинные рукописи, не всегда можно исправлять новых собирателей.
Сборнику моему суждено было пройти много мытарств, задолго до печати (в 1853 г.), и притом без малейшего искательства с моей стороны, а по просвещенному участию и настоянию особы, на которую не смею и намекнуть, не зная, будет ли это угодно. Но люди, и притом люди ученые по званию, признав издание сборника вредным, даже опасным, сочли долгом выставить и другие недостатки его, между прочим, такими словами: «Замечая и подслушивая говоры (?) народные, г. Даль, видно, не скоро их записывал, а вносил после, как мог припомнить; оттого у него редкая (?) пословица так записана, как она говорится в народе. Большая часть (?) их замечены так, как следующие: у него написано: Эту беду я бобами разведу, а пословица гласит так: Чужую беду бобами разведу, а к своей ума не приберу».
Но у меня были обе пословицы, только каждая на своем месте, потому что смысл их не один и тот же;
