това, Рериха и др. Вотъ какъ характеризуетъ авторъ, между прочимъ, Малютина, — художника, который, какъ извѣстно, является душою всего предпріятія. „Малютина можно „принять“ цѣликомъ, какъ поэта, какъ личность, какъ художественное явленіе. Однако, чѣмъ внимательнѣе знакомишься съ его декоративными опытами и съ направленіемъ, которое онъ проводилъ въ мастерскихъ Талашкина, тѣмъ болѣе убѣждаешься, что стоялъ онъ очень далеко отъ разрѣшенія сложной и опасной проблемы стиля. Малютинъ — самородокъ, настоящій русскій самородокъ, со всѣмъ хорошимъ и плохимъ, свойственнымъ русскимъ самородкамъ, Большой темпераментъ, упрямая воля, необузданная фантазія; въ немъ удивительно дѣльно то, что называютъ художническимъ нутромъ. И при этомъ никакой дисциплины: полное отсутствіе эстетическаго воститанія, выдержки, чувства мѣры, культуры. Отсюда — неуравновѣшенность вкуса, неумѣніе довершать и заканчивать и какое то убѣжденное пренебреженіе къ задачамъ техники и къ практическому смыслу искусства“. Впрочемъ, главная цѣль и интересъ книги — въ большомъ количествѣ (около 180) прекрасно воспроизведенныхъ автотипическихъ снимковъ съ художественныхъ издѣлій, исполненныхъ въ Талашкинскихъ рѣзныхъ и столярныхъ мастерскихъ по рисункамъ Малютина, Рериха, Врубеля, Головина, Зиновьева и др. Издѣлія керамической мастерской представлены двумя, тремя снимками. Очень интересны стильныя вышивки рукодѣльныхъ мастерскихъ. Вышивки эти, воспродзведенныя въ краскахъ, a также акварели Агнессы Линдеманъ — лучшее украшеніе этого изданія.
Отдѣльно обращаютъ на себя вниманіе страницы, гдѣ С. Маковскій пытается выяснять вопросъ о стилѣ. Говоря о причинахъ назрѣвшей въ Европѣ и y насъ потребноети въ новомъ художественномъ стилѣ въ сферѣ прикладного искусства, авторъ останавливается на характерныхъ признакахъ этого стиля. Такими признаками онъ считаетъ: эклектизмъ, интимность, свободу формъ, a также ихъ національный характеръ. — Новый стиль ведетъ свою родословную не отъ одного какого-нибудь стиля, но отъ многихъ, подобно тому, какъ, напримѣръ, стиль эпохи Возрожденія развился изъ классическаго искусства и готики. — Въ противуположность старинѣ, центръ тяжести нашей роскоши перемѣстился изъ пріемной въ рабочій кабинетъ, въ библіотеку, въ спальню, въ комнаты „жилыя“. Заботы богатаго класса теперь — о красивыхъ мелочахъ, объ изящной простотѣ повседневныхъ близкихъ предметовъ, не о внушительной декоративности помѣщеній. Вмѣстѣ съ неудобными париками и чопорными движеніями ненужны стали и тяжелыя золотыя рамы, и громоздкіе канделябры, и швейцары съ булавами. Если до сихъ поръ они сохранились — это только анахронизмъ. Зато безконечно разнообраз-
