бёрна дѣти — мистическое отраженіе небесъ (но не въ небесахъ здѣсь дѣло для Mrs Grundy), и онъ настойчиво, даже однообразно повторяетъ эту идею во многихъ позднѣйшихъ своихъ стихахъ. Эти стихи принадлежатъ къ числу его слабѣйшихъ. Вотъ почему они и нашли себѣ пріютъ въ этой книжкѣ.
Но, конечно, окончательно сдѣлать Суинборна Теннисономъ не удалось даже Mrs Grundy. Въ книжку проскользнули такія непревзойденныя творенія какъ Hertha, Offshore, Adyomene, Вy thе North Sea. Ho o нихъ мы надѣемся побесѣдовать особо — въ отдѣльной статьѣ о Суинбёрнѣ.
М. ХОДЫРЕВА. Намеки и облики. Сказки. Спб. 1906. Ц. 1 р.
Хочется г-жѣ Ходыревой заслужить званіе „декадентки“, по всему видно, какъ пламенны ея симпатіи къ этому литературному теченію, но понятія о немъ y г-жи Ходыревой крайне элементарны и трогательно наивны. Поменьше простоты, побольше туманностей и тумановъ, луннаго свѣта, могильныхъ крестовъ, всякихъ несообразныхъ ужасовъ, — вотъ и выйдутъ символическія сказки, вотъ и совершится желанное пріобщеніе къ „декадентству“, простодушно думаетъ она. Такъ и рисуется ея образъ: на бутафорской скалѣ, вся закутанная въ театральный плащъ, который непремѣнно падаетъ „живописными складками“, стоитъ дама и въ непрестанномъ паѳосѣ вѣщаетъ всѣ рѣчи не простыя. Но увы! несмотря на всѣ ухищренія и завитки, несмотря на упорную погоню за небывалыми образами, воображеніе ея безпомощно плетется все по знакомымъ, ахъ, какимъ знакомымъ дорогамъ! И претенціозныя краски, умѣстныя лѣтъ 10 назадъ, когда онѣ могли вызвать хотя любопытство, теперь сливаются въ досадныя, давно и всѣмъ надоѣвшія пятна. Но что всего печальнѣе, — вмѣсто „намековъ“ и туманныхъ „обликовъ“, что обѣщаетъ заглавіемъ своей книги г-жа Ходырева, каждая вещь ея есть ни что иное какъ самымъ старательнымъ образомъ вычерченная аллегорія. Вотъ напр. сказка — „Между двумя робберами“. — Послѣ оживленной игры въ винтъ, въ комнатѣ, окутанной волнами табачнаго дыма, разговорились карты, брошенныя на столѣ. Тутъ и побѣдители и побѣжденныя. Всѣ волнуются и обсуждаютъ происшедшее, но никто не можетъ понять, отчего въ одномъ лагерѣ пораженіе, a въ другомъ, отъ одного случайнаго хода, все склонилось къ побѣдѣ, будто сраженьемъ управляла чья-то недоступная пониманію воля. Старики — короли философствуютъ, ихъ дамы беззаботно кокетничаютъ, тузъ трефъ горько жалуется на „всеобщую несправедливость“. Однимъ словомъ, карты думаютъ и поступаютъ и безпомощны въ борьбѣ съ рокомъ ну, точь въ точь какъ люди. Кажется, все ясно, — это въ миніатюрѣ человѣческая жизнь. И такъ аллегорія до-
