одинъ путь, неизмѣнно устремленный впередъ, въ которомъ есть неожиданные переходы, но нѣтъ нигдѣ поворота назадъ.
Мережковскій напоминаетъ, что Гоголь считалъ главнымъ дѣломъ своей жизни одно: „какъ выставить чорта смѣшнымъ“. Но именно это дѣло оставалось всегда главнымъ и для самого Мережковскаго, при всѣхъ перемѣнахъ его убѣжденій. Чортъ, по опредѣленію Мережковскаго, это — воплощеніе „смердяковскаго духа“, „лакей“ по природѣ, вѣчная „срединность“ и „сѣрость“, „безсмертная пошлость людская“. И неустанные переходы Мережковскаго изъ одного стана въ другой объясняютея прежде всего тѣмъ, что вездѣ видѣдъ онъ торжество своего исконнаго врага. Онъ не могъ не почувствовать властнаго его присутствія и въ средѣ русскихъ либераловъ-позитивистовъ, которые въ концѣ 80-хъ годовъ заволакивали своей зеленоватой плѣсенью чуть не всю „интеллигентную“ жизнь Россіи; — и y декадентовъ, быстро изготовившихъ прочные и дешевые шаблоны для повседневнаго употребленія; — и въ Религіозно-Философскихъ собраніяхъ, гдѣ собирались свѣтскія дамы, „интересующіяся“ религіей, и важные іереи, снисходящіе къ интеллигенціи; — и на митингахъ всякихъ прогрессивныхъ партій, гдѣ всѣмъ вмѣняется въ обязанность быть похожими другъ на друга. И, конечно, если и еще разъ, въ новыхъ ученикахъ своихъ, Мережковскій вновь увидитъ знакомый ликъ Чорта, харю Хама, — онъ опять возьметъ свой странническій посохъ и не побоится еще и еще „новаго“ пути.
Чортъ есть вѣчная половинность, полу-вѣра, полу-знаніе, полу-искусство. Поэтому борьба съ Чортомъ начинается борьбой за полноту, за цѣльность, за истинную вѣру, за истинную науку, за истинное искусство. Здѣсь второе дѣло, которому никогда не нзмѣнялъ Мережковскій: его культурное строительство. Отвергая бывшихъ соратниковъ, отрекаясь отъ недавнихъ алтарей, Мережковскій оставался всегда вѣренъ великому (хотя и малому числомъ) масонству людей истинной культуры, вѣренъ алтарю, на которомъ разныя вѣка писали разныя надписи: „эллинизмъ“, „возрожденіе“, „просвѣщеніе“, „знаніе“… И какъ членъ этой общины, Мережковскій всегда былъ и остается, можетъ быть противъ своей воли, союзникомъ тѣхъ, кто понялъ и оцѣнилъ сдѣланное въ концѣ прошлаго вѣка такими знаменоносцами, какъ Ницше, Ибсенъ, Мэтерлинкъ, Уайльдъ… „Ежели послѣдняя цѣль христіанства — пишетъ самъ Мережковскій[1] — не дѣло одного личнаго спасенія, но и спасенія всеобщаго, всечеловѣческаго, которое достигается въ процессѣ всемірнаго развитія, то нельзя не признать, что послѣдній идеалъ Богочеловѣчества достижимъ только черезъ идеалъ всечеловѣчества, т.-е. идеалъ вселенскаго, всѣ наро-
- ↑ Грядущій Хамъ, стр. 113.
