обвѣянный невозмутимой тишиною, и чащею охранимый кипарисовъ… пурпурныхъ розъ гирляндой изукрасить, какъ лентой огненной, твои чертоги!.. Но бурная и темная стихія препятствуетъ моимъ желаньямъ… Скорѣе могъ бы я песчаную пустыню заставить порости ковромъ цвѣтовъ душистыхъ, скорѣе могъ бы звѣздъ алмазныя гирлянды сорвать съ небесъ, но обуздать стихіи темной этой ужасныя рокочущія волны невозможно…
Сонка (какъ эхо). …Стихіи грозной, темной унять рокочущія волны невозможно…
Король (смотритъ на нее съ безпокойствомъ). О чемъ ты думаешь?
Сонка. Ты слышалъ только что тамъ эти крики? Не такъ ли бурное, взволнованное море изъ нѣдръ своихъ выбрасываетъ горы, материки и острова, а послѣ съ адской силой бросается, сѣдой покрыто пѣной, на каменистыя гранитныя громады, чтобы свое жъ творенье въ прахъ взмолоть?!.. Но ты вѣдь ихъ сильнѣе!.. (Слышится снова шумъ.) Мнѣ страшно, прижми меня къ себѣ, прижми покрѣпче… Слышишь? Какъ будто ураганъ вдали свирѣпствуетъ… Все ближе… ближе…
Король. Что ты… Что ты… мой ненаглядный птенчикъ. Не тревожься. Есть силы у меня довольно, чтобъ ураганомъ этимъ овладѣть и укротить его. Не изъ одной грозы я вышелъ побѣдителемъ. Прижмись, прижмись, къ моей груди, которая тебѣ одной пріютомъ служитъ. Ты чувствуешь, какъ глубина ея спокойна, невозмутима, полна къ тебѣ любовью безпредѣльной. Какъ будто океанъ безбрежный, когда полдневною объятый тишиною, онъ въ сладостномъ величіи ласкается у ногъ лазури неба. (Прижимаетъ Сонку къ груди.) Безъ тебя — день мой теменъ, ночь — глуха. А съ тобой — я росту и сдается мнѣ, будто небо главой раздираю; безъ тебя же лечу я, лечу въ непроглядную тьму, въ безконечную пропасть безъ дна… Съ тобой — я король! безъ тебя — жалкій нищій!..
Сонка. Ты — словно кедръ исполинскій, вѣками вроставшій въ землю корнями, а верхушкой глядящій въ небесную высь… (Вдругъ обрываетъ и прислушивается въ испугѣ.) Слы-
