взгляда на вещи. Такова судьба Философіи, когда она раздробляетъ хорошо пробитую дорогу на безчисленное множество тропинокъ! Конецъ ея — отчаяніе, скептицизмъ, невѣріе. — Но съ другой стороны нельзя же требовать отъ Философіи и совершенной положительности: никакое ученіе ея не можетъ и не должно превращаться въ догматъ; Философкій догматъ есть ядъ, приводящій въ оцѣпененіе умъ, убивающій его силы, мертвящій его дѣятельность. Предпишите намъ самую лучшую теорію Философіи, раскрытую систематически, въ книгѣ, прикажите изучать ее буквально, и вѣровать въ каждую мысль ея, не позволяйте дальнѣйшаго ея развитія и поправокъ, прикуйте наше мышленіе къ опредѣленной формѣ науки, къ извѣстному ея обьему, къ такимъ или другимъ ея положеніямъ, — вы произнесете Философіи смертный приговоръ, уничтожите ея бытіе и вмѣстѣ съ тѣмъ обезсилите всю область наукословія. Между этими крайностями безконечнаго дробленія и строгаго догматизма Философіи всего лучше золотая средина — введеніе. Опредѣляя значеніе главныхъ моментовъ науки, оно ясно показываетъ, съ чѣмъ умъ долженъ имѣть дѣло, какое принять направленіе, къ чему стремиться и какихъ ожидать результатовъ. Чрезъ это устраняется всякая возможность потерять изъ виду общій путь движенія къ цѣли. Между тѣмъ введеніе ни сколько не препятствуетъ разработывать предметъ въ томъ или другомъ отношеніи, вставлять его въ большую
