что „Васька“ совсѣмъ не зажирѣлъ и передъ своими братьями казался совсѣмъ тощимъ боровкомъ.
И когда однажды мичманъ, завѣдующій каютъ-компанейскимъ столомъ, заглянувъ въ загородку, спросилъ Коноплева:
— Что это значитъ? Всѣ поросята, какъ слѣдуетъ, откормлены, а этотъ бѣлый совсѣмъ тощій?
То Коноплевъ съ самымъ серьезнымъ видомъ, отвѣтилъ:
— Совсѣмъ нестоющій боровокъ, ваше благородіе!
— Почему нестоющій?
— Въ тѣло не входитъ, ваше благородіе. Вовсе безъ жира… И для пищи не должно быть скусной…
— Что-жь онъ не ѣстъ, что ли?
— Плохо пищу принимаетъ, ваше благородіе.
— Отчего?
— Вѣрно, къ морю не способенъ, ваше благородіе…
— Странно… Отчего же другіе всѣ жирѣютъ… Ты смотри, Коноплевъ, подкорми его къ празднику.
— Слушаю, ваше благородіе. Но только, осмѣлюсь доложить, врядъ ли его подкормить, какъ слѣдоваеть, къ празднику… Развѣ попозже въ тѣло войдетъ, ваше благородіе!
Между тѣмъ время шло.
Сѣверные и южные тропики были пройдены, и клиперъ уже шелъ по Индійскому океану, поднимаясь къ экватору.