Страница:Васька (Станюкович, 1901).pdf/26

Эта страница была вычитана


канія, довольно чувствительно-таки куснула неугомоннаго сынка за ляжку, словно бы желая этимъ сказать:

— Замолчи, дуракъ! И безъ тебя тошно!

Награжденный кличкою „дурака„ какъ нерѣдко свиньи награждаютъ умныхъ дѣтей, боровокъ, казалось, понялъ, чего отъ него требуетъ раздраженная мамонька.

Хотя онъ и взвизгнулъ такъ отчаянно, что проходившій мимо старшій офицеръ поморщился, словно отъ сильнѣйшей зубной боли, и бросился отъ матери въ дальній уголъ, но затѣмъ визжалъ уже тише, съ передышками, больше отъ досады, чѣмъ отъ боли, и скоро совсѣмъ пересталъ, увлеченный братьями въ какую-то игру.

Все это, казалось бы, еще не давало ему особыхъ правъ на предпочтительное вниманіе, особенно со стороны такого нелицепріятнаго человѣка, какъ Коноплевъ, тѣмъ не менѣе, при первомъ же знакомствѣ, Коноплевъ отнесся къ этому бѣлому боровку нѣсколько иначе, чѣмъ къ другимъ.

Поднявъ его за шиворотъ и осмотрѣвъ его мордочку, онъ ласково потрепалъ его по спинѣ и назвалъ „бошковатымъ“, хотя „башковатый“, въ отвѣтъ на ласку, и визжалъ, словно совсѣмъ глупый поросенокъ, вообразившій, что его сейчасъ зарѣжутъ.

— Не ори, бѣленькій. Еще до Рождества тебѣ отсрочка! — произнесъ, ставя боровка на соломенную подстилку, Коноплевъ.

Въ успокоительномъ тонѣ его голоса звучала, однако, и нотка сожалѣнія къ ожидающей боровка судьбѣ: быть зажареннымъ и съѣденнымъ господами офицерами.