Канетъ въ сумракъ лѣтній зной,
Лунный глазъ проглянетъ слѣва, —
Обручальный перстень свой
Мнѣ подастъ лѣсная дѣва.
Я его, склонясь, приму,
Уроню свой плащъ багровый…
Ночь длиннѣй протянетъ тьму,
Отлетятъ ночныя совы.
Я къ вамъ вернусь, о люди, — вернусь преображенъ,
Вся жизнь былая будетъ какъ нѣкій душный сонъ.
Я къ вамъ вернусь воскресшимъ, проснувшимся отъ сна…
Волна волну стираетъ, и все жъ она волна.
И я иной, чѣмъ прежде, но все же это я,
И пѣснь моя другая, но это пѣснь моя.
Никто ее не можетъ сложить, какъ я могу,
А тайну прошлыхъ пѣсенъ я въ сердцѣ берегу.
И всѣ мои напѣвы еще подвластны мнѣ:
И тѣ, что пѣлъ я въ дѣтствѣ, и тѣ, что пѣлъ во снѣ.
Дано мнѣ пѣть, что любо, что нравится мечтамъ,
А вамъ — молчать и слушать, вникать въ напѣвы вамъ!
И что бы не задумалъ я спѣть, — запрета нѣтъ,
И будетъ все достойно, затѣмъ что я поэтъ!
Я въ жизнь пришелъ поэтомъ, я избранъ былъ судьбой,
И даже противъ воли останусь самъ собой.
Я понялъ неизбѣжность случайныхъ думъ своихъ,
И самъ я чту покорно свой непокорный стихъ.
Въ моемъ самохваленьи служенье Богу есть, —
Не знаю самъ какая, и все жъ я міру вѣсть!
1902.
Канет в сумрак летний зной,
Лунный глаз проглянет слева, —
Обручальный перстень свой
Мне подаст лесная дева.
Я его, склонясь, приму,
Уроню свой плащ багровый…
Ночь длинней протянет тьму,
Отлетят ночные совы.
Я к вам вернусь, о люди, — вернусь преображен,
Вся жизнь былая будет как некий душный сон.
Я к вам вернусь воскресшим, проснувшимся от сна…
Волна волну стирает, и все ж она волна.
И я иной, чем прежде, но все же это я,
И песнь моя другая, но это песнь моя.
Никто ее не может сложить, как я могу,
А тайну прошлых песен я в сердце берегу.
И все мои напевы еще подвластны мне:
И те, что пел я в детстве, и те, что пел во сне.
Дано мне петь, что любо, что нравится мечтам,
А вам — молчать и слушать, вникать в напевы вам!
И что бы не задумал я спеть, — запрета нет,
И будет все достойно, затем что я поэт!
Я в жизнь пришел поэтом, я избран был судьбой,
И даже против воли останусь сам собой.
Я понял неизбежность случайных дум своих,
И сам я чту покорно свой непокорный стих.
В моем самохваленьи служенье Богу есть, —
Не знаю сам какая, и все ж я миру весть!
1902.
