Манила мгла въ себя, какъ глубина;
Казалось мнѣ, я падалъ съ каждымъ шагомъ,
И, забываясь, жадно жаждалъ дна.
Тропа свивалась долго надъ оврагомъ,
Гдѣ слышался, то робкій смѣхъ, то вздохъ,
Потомъ скользнула внизъ, и вдругъ зигзагомъ,
Русломъ ручья, который пересохъ,
Насъ вывела на свѣтъ, къ полянѣ малой,
Гдѣ черной зеленью стелился мохъ.
И женщина, смѣясь, недвижно стала,
Среди высокихъ илистыхъ камней,
И, молча, подойти мнѣ указала.
Приблизился я, какъ лунатикъ, къ ней,
И руки протянулъ, и обнялъ тѣло,
Во храмѣ ночи, во дворцѣ тѣней.
Она въ глаза мнѣ мигъ одинъ глядѣла
И — прошептавъ холодныя слова:
«Отдай мнѣ душу» — скрылась тѣнью бѣлой.
Вдругъ стала ночь таинственно мертва.
Я былъ одинъ на блещущей полянѣ,
Гдѣ мохъ чернѣлъ и зыблилась трава…
И до утра я проблуждалъ въ туманѣ,
По жуткой чащѣ, по чужимъ тропамъ,
Дыша, въ бреду, огнемъ воспоминаній.
Манила мгла в себя, как глубина;
Казалось мне, я падал с каждым шагом,
И, забываясь, жадно жаждал дна.
Тропа свивалась долго над оврагом,
Где слышался, то робкий смех, то вздох,
Потом скользнула вниз, и вдруг зигзагом,
Руслом ручья, который пересох,
Нас вывела на свет, к поляне малой,
Где черной зеленью стелился мох.
И женщина, смеясь, недвижно стала,
Среди высоких илистых камней,
И, молча, подойти мне указала.
Приблизился я, как лунатик, к ней,
И руки протянул, и обнял тело,
Во храме ночи, во дворце теней.
Она в глаза мне миг один глядела
И — прошептав холодные слова:
«Отдай мне душу» — скрылась тенью белой.
Вдруг стала ночь таинственно мертва.
Я был один на блещущей поляне,
Где мох чернел и зыблилась трава…
И до утра я проблуждал в тумане,
По жуткой чаще, по чужим тропам,
Дыша, в бреду, огнем воспоминаний.
