Страница:Будем как Солнце (Бальмонт 1903).pdf/284

Понявъ судьбу, я равенъ сталъ судьбѣ,
50 Въ моей душѣ равны лучи и тѣни,
И я молюсь—покою и борьбѣ.

Но все-жь балконъ и ветхія ступени
Милѣе мнѣ, чѣмъ пышность гордыхъ сновъ,
И я міры отдамъ за кустъ сирени.

55 Порой—порой!—весь міръ такъ свѣжъ и новъ,
И все влечетъ, все близко безъ изъятья,
И свистъ стрижей, и звонъ колоколовъ,—

Покой могилъ, незримыя зачатья,
Печальный свѣтъ слабѣющихъ лучей,
60 Правдивость словъ молитвы и проклятья,—

О, все поетъ и блещетъ какъ ручей,
И сладко знать, что ты какъ звонъ мгновенья,
Что ты живешь, но ты ничей, ничей.

Объятый безъизмѣрностью забвенья,
65 Ты святость и преступность побѣдилъ,
Въ блаженствѣ мірового единенья.

Туманъ луговъ, какъ тихій дымъ кадилъ,
Встаетъ хвалой гармоніи безбрежной,
И смыслы словъ яснѣй въ словахъ свѣтилъ.

70 Какой восторгъ—вернуться къ грусти нѣжной,
Скорбѣть, какъ полусломанный цвѣтокъ,
Въ сознаніи печали безнадежной.

Я счастливъ, грустенъ, свѣтелъ, одинокъ,
Я тѣнь въ водѣ, отброшенная ивой,
75 Я цѣленъ весь, инымъ я быть не могъ.

Тот же текст в современной орфографии

Поняв судьбу, я равен стал судьбе,
50 В моей душе равны лучи и тени,
И я молюсь — покою и борьбе.

Но всё ж балкон и ветхие ступени
Милее мне, чем пышность гордых снов,
И я миры отдам за куст сирени.

55 Порой — порой! — весь мир так свеж и нов,
И всё влечёт, всё близко без изъятья,
И свист стрижей, и звон колоколов, —

Покой могил, незримые зачатья,
Печальный свет слабеющих лучей,
60 Правдивость слов молитвы и проклятья, —

О, всё поёт и блещет как ручей,
И сладко знать, что ты как звон мгновенья,
Что ты живёшь, но ты ничей, ничей.

Объятый безызмерностью забвенья,
65 Ты святость и преступность победил,
В блаженстве мирового единенья.

Туман лугов, как тихий дым кадил,
Встаёт хвалой гармонии безбрежной,
И смыслы слов ясней в словах светил.

70 Какой восторг — вернуться к грусти нежной,
Скорбеть, как полусломанный цветок,
В сознании печали безнадежной.

Я счастлив, грустен, светел, одинок,
Я тень в воде, отброшенная ивой,
75 Я целен весь, иным я быть не мог.