13. ВЕЧЕРНІЙ ЧАСЪ.
Волшебный часъ вечерней тишины,
Исполненный невидимыхъ внушеній,
Въ моей душѣ расцвѣчиваетъ сны.
Въ вечернихъ водахъ много отраженій,
5 Въ нихъ дышетъ солнце, вѣтви, облака,
Нѣмые знаки зрѣющихъ рѣшеній.
А между тѣмъ широкая рѣка
Стремитъ впередъ свободное теченье,
Своею скрытой жизнью глубока.
10 Минувшія незнанья и мученья
Мерцаютъ блѣднолицою толпой,
И я къ нимъ полонъ страннаго влеченья.
Мнѣ снится сумракъ нѣжно-голубой,
Мнѣ снятся дни невинности воздушной,
15 Когда я не былъ—для другихъ—судьбой.
Теперь, толпою властвуя послушной,
Я для нея—палачъ и божество,
Картинность думъ—въ ихъ смѣнѣ равнодушной.
Но не всегда для сердца моего
20 Былъ такъ отвратенъ образъ человѣка,
Не вѣчно сердце было такъ мертво.
|
Тот же текст в современной орфографии
13. ВЕЧЕРНИЙ ЧАС
Волшебный час вечерней тишины,
Исполненный невидимых внушений,
В моей душе расцвечивает сны.
В вечерних водах много отражений,
5 В них дышит солнце, ветви, облака,
Немые знаки зреющих решений.
А между тем широкая река
Стремит вперёд свободное теченье,
Своею скрытой жизнью глубока.
10 Минувшие незнанья и мученья
Мерцают бледнолицею толпой,
И я к ним полон странного влеченья.
Мне снится сумрак нежно-голубой,
Мне снятся дни невинности воздушной,
15 Когда я не был — для других — судьбой.
Теперь, толпою властвуя послушной,
Я для неё — палач и божество,
Картинность дум — в их смене равнодушной.
Но не всегда для сердца моего
20 Был так отвратен образ человека,
Не вечно сердце было так мертво.
|
