Онъ каждый день приходитъ къ намъ въ тюрьму,
Въ тотъ часъ, когда, достигнувъ до зенита,
Ликуетъ солнце, предвкушая тьму.
Въ его глазахъ вопросовъ столько слито,
5 Что, въ нихъ взглянувъ, невольно мы дрожимъ,
И помнимъ то, что было позабыто.
Онъ смотритъ какъ печальный серафимъ,[1]
Онъ говоритъ безкровными устами,
И мы какъ осужденные предъ нимъ.
10 Онъ говоритъ: «Вы были въ стройномъ храмѣ,
«Тамъ сонмы ликовъ пѣли въ свѣтлой мглѣ,
«И въ окнахъ солнце искрилось надъ вами.
«Вы были какъ въ спокойномъ кораблѣ,
«Который тихо плылъ къ странѣ родимой.
15 «Зачѣмъ же измѣнили вы землѣ?
«Разрушивъ храмъ, въ тоскѣ неукротимой,
«Мѣняя направленье корабля,
«Вы плыли, плыли къ точкѣ еле-зримой,—
«Какъ буравомъ равнину водъ сверля:
20 «Но глубь, сверкнувъ, росла водоворотомъ,
«И точка не вставала какъ земля.