И подняли такое завыванье,
И начали такъ яростно звенѣть,
Что часовщикъ забылъ негодованье,—
И слыша проклинающую мѣдь,
50 Какъ трупами испуганный анатомъ,
Отъ ужаса лишь могъ закаменѣть.
А между тѣмъ часы, гудя набатомъ,
Все громче хаосъ воплей громоздятъ,
И каждый звукъ—неустранимый атомъ.
55 Имъ вторятъ горы, море, плѣнный адъ,
И вѣтры, напоенные проклятьемъ,
Въ пространствахъ сновъ кружатъ, кружатъ, кружатъ.
Рожденные чудовищнымъ зачатьемъ,
Межь древнихъ горъ мятутся нѣтъ и да,
60 Враждебные, слились однимъ объятьемъ,—
И больше не умолкнутъ никогда.
|
Тот же текст в современной орфографии
И подняли такое завыванье,
И начали так яростно звенеть,
Что часовщик забыл негодованье, —
И слыша проклинающую медь,
50 Как трупами испуганный анатом,
От ужаса лишь мог закаменеть.
А между тем часы, гудя набатом,
Всё громче хаос воплей громоздят,
И каждый звук — неустранимый атом.
55 Им вторят горы, море, пленный ад,
И ветры, напоённые проклятьем,
В пространствах снов кружат, кружат, кружат.
Рождённые чудовищным зачатьем,
Меж древних гор мятутся нет и да,
60 Враждебные, слились одним объятьем, —
И больше не умолкнут никогда.
|
