„доберъ“. Дрался рѣдко и „съ разсудкомъ“, зря въ штрафные не переводилъ „для всыпки“, не очень уважалъ, чтобы офицеры занимались сильнымъ „боемъ“ и не взыскивалъ за пьянство на берегу.
Они, почти не знавшіе отдыха и работавшіе какъ бѣшеные, въ самомъ дѣлѣ повѣрили, что „подгадили“ изъ-за сорока секундъ и мало стараются, чтобы не осрамить капитана и не осрамиться передъ французомъ.
И старшій боцманъ Терентьичъ, самъ взвинченный словами капитана, возбужденно говорилъ на бакѣ матросамъ:
— Ужо постарайтесь, черти! Не осрамите капитана предъ французомъ, дьяволы! Другой по формѣ вышибъ бы всѣмъ марсовымъ зубы, а капитанъ—„молодцы, молъ!“ Небойсь при мордобоѣ лупцовали бы ваши спины и не была бы у меня цѣла морда, если бы онъ распалился за что-нибудь... Еще счастье, что за секундъ не взыскивалъ...
Многіе марсовые успокаивали боцмана.
— Не бойсь, Терентьичъ. Постараемся!
— Строгъ на спѣшку, а добрымъ словомъ...
— Обнадежилъ, значитъ... Молодцы, молъ.
