все это подействовало на бѣдную Нелли! И онъ ласково погладилъ ее по головкѣ.
Эта ласка, сдѣланная кѣмъ-нибудь другимъ, не произвела бы на Нелли никакого особеннаго дѣйствія, но прикосновеніе руки Кюильпа заставило ее вздрогнуть. Она отступила на шагъ назадъ и сказала, что ей пора итти домой.
— Вы бы лучше остались обѣдать съ нами, сказалъ ей карликъ.
— Я и такъ уже засидѣлась, отвѣчала Нелли, утирая слезы.
— Какъ вамъ угодно, Нелли. Вотъ отвѣтъ дѣдушкѣ. Скажите ему, что я увижусь съ нимъ завтра или послѣзавтра, но что сегодня не могу исполнить желанія его. Киттъ! поди сюда, Киттъ! Береги хорошенько молодую барышню свою, слышишь?
Киттъ не соблаговолилъ даже отвѣчать на такое напрасное приказаніе и бросивъ почти угрожающій взглядъ на карлика, какъ-бы считая его виновникомъ с слёзъ Нелли, пошелъ за нею.
— Вы мастерица допрашивать, мистриссъ Кюильпъ, сказалъ карликъ, когда остался одинъ съ женою.
— Я не могла ничего болѣе сдѣлать.
— Вы не могли ничего менѣе сдѣлать? Ты даже не выпытала у нея ни одного слова. Хорошо еще, что она сама выболталась, а не то тебѣ пришлось бы плохо. Да, благодари ангела-хранителя своего, того, который сдѣлалъ тебя женою моею, благодари его и не будемъ болѣе распространяться. Къ обѣду не надобно готовить ничего особеннаго: я ворочусь домой только къ вечеру.
При этихъ словахъ, Кюилпъ взялъ шляпу и ушелъ.
— Фредъ, сказалъ Сюивеллеръ другу своему Фредерику Тренту: не забывай знакомой пѣсни: «Простите, жестокія заботы! Оживите пламень веселія крыломъ дружбы и пусть льется розовое вино».
Ричардъ Сюивеллеръ старался этими словами извлечь друга своего изъ какого-то летаргическаго унынія; здѣсь кстати замѣтить, что въ краткомъ изреченіи его проявлялся поэтическій и цвѣтистый умъ Сюивеллера; потому что
