въ сосѣдней комнатѣ есть холодная вода; она поспѣшно встала, чтобы помочь дочери приготавливать завтракъ.
Кюильпъ удалился въ сосѣднюю комнату и, отогнувъ воротникъ, взялъ грязную салфетку, помочилъ одинъ конецъ и принялся тереть лицо, отчего оно сдѣлалось еще чернѣе прежняго. Но и во время этого занятія мнительность и любопытство не покидали его и онъ принялся подслушивать, о чемъ шелъ разговоръ въ другой комнатѣ.
—Ага! сказалъ онъ, слухъ меня не обманывалъ, я это зналъ навѣрное. Я гадкой горбунчикъ, чудовище, не правда ли, мистриссъ Джинивинъ?
И это открытіе вновь вызвало на уста его адскую улыбку. Окончивъ омовеніе свое, онъ отряхнулся какъ мокрая собака и пошелъ въ другую комнату.
Войдя туда, онъ сталъ передъ зеркаломъ и между-тѣмъ какъ повязывалъ галстухъ, мистриссъ Джинивинъ не могла побѣдить желанія, показать ему кулакъ въ такую минуту, когда думала, что онъ этого не замѣтитъ. Движеніе кулака ея было дѣломъ одной минуты, но въ то же мгновеніе старуха увидѣла въ зеркалѣ глаза, обращенные на нея, отраженіе ужасной гримасы и длинный языкъ, высунутый съ выраженіемъ насмѣшки. Минуту спустя карликъ, обратившись къ ней съ ласковымъ и спокойнымъ выраженіемъ лица, спросилъ съ большимъ участіемъ:
— Легче ли вамъ теперь, милая маменька?
Какъ ни смѣшно было это происшествіе, но оно представило Кюильпа въ глазахъ старухи такимъ злобнымъ и проницательнымъ тираномъ, что она не осмѣлилась отвѣчать, такъ она его боялась, и пошла съ нимъ къ столу, куда онъ ея велъ съ знаками величайшаго уваженія. За завтракомъ всѣ поступки карлика увеличили странное впечатлѣніе, которое произвелъ онъ надъ тещей. Онъ ѣлъ яйца съ скорлупою, глоталъ огромныхъ раковъ съ головой, хвостомъ, лапами, не чистя ихъ, жевалъ крессъ-салатъ вмѣстѣ съ табакомъ; не морщась, пилъ горячій чай, кусалъ вилку и ложку такъ, что на нихъ оставались слѣды зубовъ, словомъ, велъ себя такимъ страннымъ образомъ,
