детъ послѣдній, но несмотря на то, всегда находилъ причину пройтись еще разъ.
Чѣмъ болѣе представлялъ я себѣ наружность и слова старика, тѣмъ менѣе могъ я объяснить себѣ то, что̀ видѣлъ и слышалъ. Ночныя отлучки его были для меня загадкой.
Въ подобныхъ размышленіяхъ провелъ я цѣлыхъ два часа въ этой улицѣ. Наконецъ сталъ накрапывать крупный дождь; измученный усталостью, я нанялъ извощика и отправился домой. Добрый огонь горѣлъ въ каминѣ, лампа моя была зажжена; свѣтъ и теплота царствовали у меня дома, составляя пріятную противоположность съ холодомъ, который я терпѣлъ, и мракомъ, въ которомъ блуждалъ.
Но во всю эту ночь тѣ же мысли преслѣдовали меня и тѣ же образы носились передо мною; я видѣлъ мрачную и пыльную лавку, латы и каменныя и деревянныя фигуры; пыль, ржавчину, покрывавшую мѣдь и желѣзо, и червей, точившихъ сердцевину дерева...... и по середи всѣхъ этихъ древностей, не имѣвшихъ настоящей цѣны, являлась мнѣ молодая дѣвушка, спавшая спокойнымъ сномъ и улыбавшаяся отъ легкихъ дѣтскихъ сновидѣній.
Цѣлую недѣлю преодолѣвалъ я желаніе увидѣть опять домъ, который я оставилъ при такихъ таинственныхъ обстоятельствахъ, но наконецъ уступилъ желанію и рѣшившись побывать тамъ днемъ, вышелъ изъ дому по-ранѣе.
Нѣсколько разъ прошелъ я мимо дома съ нерѣшительностію человѣка, который знаетъ, что его не ожидаютъ и что посѣщеніе его будетъ, можетъ-быть, непріятно. Какъ бы то ни было, но двери лавки были заперты и, весьма вѣроятно, хозяинъ не узналъ бы меня, если бъ я продолжалъ ходить взадъ и впередъ; поэтому я рѣшился войти.
Со старикомъ былъ другой, мужчина и они, казалось, о чемъ-то горячо спорили, потому что не разговаривали, а, просто, кричали; но увидѣвъ меня, оба замолчали и старикъ, поспѣшно идя мнѣ на встрѣчу, сказалъ дрожащимъ голосомъ, что онъ весьма радъ видѣть меня.
— Вы пришли въ критическую минуту, прибавилъ онъ, показывая на товарища своего, потому что этотъ негодяй
дет последний, но несмотря на то, всегда находил причину пройтись еще раз.
Чем более представлял я себе наружность и слова старика, тем менее мог я объяснить себе то, что видел и слышал. Ночные отлучки его были для меня загадкой.
В подобных размышлениях провел я целых два часа в этой улице. Наконец стал накрапывать крупный дождь; измученный усталостью, я нанял извозчика и отправился домой. Добрый огонь горел в камине, лампа моя была зажжена; свет и теплота царствовали у меня дома, составляя приятную противоположность с холодом, который я терпел, и мраком, в котором блуждал.
Но во всю эту ночь те же мысли преследовали меня и те же образы носились передо мною; я видел мрачную и пыльную лавку, латы и каменные и деревянные фигуры; пыль, ржавчину, покрывавшую медь и железо, и червей, точивших сердцевину дерева… и посреди всех этих древностей, не имевших настоящей цены, являлась мне молодая девушка, спавшая спокойным сном и улыбавшаяся от легких детских сновидений.
Целую неделю преодолевал я желание увидеть опять дом, который я оставил при таких таинственных обстоятельствах, но наконец уступил желанию и решившись побывать там днем, вышел из дому поранее.
Несколько раз прошел я мимо дома с нерешительностию человека, который знает, что его не ожидают и что посещение его будет, может быть, неприятно. Как бы то ни было, но двери лавки были заперты и, весьма вероятно, хозяин не узнал бы меня, если б я продолжал ходить взад и вперед; поэтому я решился войти.
Со стариком был другой, мужчина и они, казалось, о чём-то горячо спорили, потому что не разговаривали, а, просто, кричали; но увидев меня, оба замолчали и старик, поспешно идя мне на встречу, сказал дрожащим голосом, что он весьма рад видеть меня.
— Вы пришли в критическую минуту, прибавил он, показывая на товарища своего, потому что этот негодяй
