Киттъ имѣлъ привычку опускать голову нѣсколько на одно плечо когда разговаривал, какъ-будто бы это движеніе было необходимо длятого, чтобы онъ могъ говорить. Мнѣ кажется, что всякому онъ показался бы забавнымъ; но удовольствіе, доставляемое странными манерами его дѣвушкѣ и мысль, что она могла найти себѣ предметъ веселья въ домѣ, столь мало согласовавшемся съ лѣтами ея, были для меня утѣшительны. Лучше жъ всего было то, что Киттъ былъ чрезвычайно доволенъ этимъ и послѣ нѣсколькихъ усилій сохранить хладнокровіе, онъ самъ такъ расхохотался, что съ четверть часа не закрывалъ рта и не открывалъ глазъ.
Старикъ опять впалъ въ нѣкотораго роду забывчивость, не обращая вниманія на происходившее около него. Когда Нелли перестала смѣяться, я замѣтилъ у нея на глазахъ слезы, причиненныя сердечной полнотою, съ которою она приняла смѣшнаго любимца своего, послѣ безпокойства въ началѣ этой ночи. Что̀ же касается до Китта, котораго смѣхъ былъ таковъ, что достаточно было бы живописцу одного удара кистью, чтобъ сдѣлать изъ него выраженіе плача, то онъ взялъ большой кусокъ холодной говядины, огромный ломоть хлѣба и удалившись въ уголъ, принялся ѣсть съ самою забавною жадностію.
— Ахъ! сказалъ старикъ, посмотрѣвъ на меня, какъ будто бы я только-что сдѣлалъ замѣчаніе, на которое онъ уже отвѣчалъ въ третій разъ: вы не понимаете что̀ говорите… ужъ я ли не берегу ее!
— Не должно давать особеннаго значенія первому впечатлѣнію, любезный другъ.
— Нѣтъ, нѣтъ. Нелли, поди сюда.
Нелли встала со стула и обвила маленькими своими ручками шею дѣдушки.
— Люблю ли я тебя, Нелли? Отвѣчай, да или нѣтъ?
Дѣвушка отвѣчала ласками, опустивъ головку на грудь его.
— О чемъ же ты плачешь, дурочка! сказалъ старикъ, прижавъ ее крѣпче къ своему сердцу и поглядѣвъ на меня. О томъ ли, что ты знаешь, какъ я тебя люблю и не
Китт имел привычку опускать голову несколько на одно плечо когда разговаривал, как будто бы это движение было необходимо для того, чтобы он мог говорить. Мне кажется, что всякому он показался бы забавным; но удовольствие, доставляемое странными манерами его девушке и мысль, что она могла найти себе предмет веселья в доме, столь мало согласовавшемся с летами её, были для меня утешительны. Лучше ж всего было то, что Китт был чрезвычайно доволен этим и после нескольких усилий сохранить хладнокровие, он сам так расхохотался, что с четверть часа не закрывал рта и не открывал глаз.
Старик опять впал в некоторого роду забывчивость, не обращая внимания на происходившее около него. Когда Нелли перестала смеяться, я заметил у неё на глазах слезы, причиненные сердечной полнотою, с которою она приняла смешного любимца своего, после беспокойства в начале этой ночи. Что же касается до Китта, которого смех был таков, что достаточно было бы живописцу одного удара кистью, чтоб сделать из него выражение плача, то он взял большой кусок холодной говядины, огромный ломоть хлеба и удалившись в угол, принялся есть с самою забавною жадностию.
— Ах! — сказал старик, посмотрев на меня, как будто бы я только что сделал замечание, на которое он уже отвечал в третий раз: — вы не понимаете, что́ говорите… уж я ли не берегу её!
— Не должно давать особенного значения первому впечатлению, любезный друг.
— Нет, нет. Нелли, поди сюда.
Нелли встала со стула и обвила маленькими своими ручками шею дедушки.
— Люблю ли я тебя, Нелли? Отвечай, да или нет?
Девушка отвечала ласками, опустив головку на грудь его.
— О чём же ты плачешь, дурочка! — сказал старик, прижав её крепче к своему сердцу и поглядев на меня. — О том ли, что ты знаешь, как я тебя люблю и не
