работу на первый разъ самую унизительную: Катя должна была разматывать шелкъ, разбирать смѣшанные обрѣзки разныхъ матерій, выдергивать ниточки изъ распоронныхъ швовъ. Много, много, если миссъ Негъ, по особенной милости употребляла ее вмѣсто болвана при окончательной отделкѣ какого-нибудь убора. И такимъ образомъ прошелъ почти цѣлый день. Бѣдной дѣвушкѣ сдѣлалось очень грустно: она не безъ основанія считала себя способною къ чему-нибудь лучшему, нежели служить болваномъ и выдергивать нитки изъ швовъ. Она привыкла къ нѣжности и вниманію, а потому позабыла, что всякое ремесло и искусство имѣетъ свою азбуку. Наконецъ Катю посадили за другую работу, велѣли ей обрубить платокъ. Она сдѣлала это очень хорошо. Миссъ Негъ была ею довольна; подруги показали ей искреннее участіе. Вечеромъ пришла мать.
— Я очень полюбила вашу дочь, сказала миссъ Негъ, вздернувши носикъ.
— Покорно благодарю, отвѣчала мистрисъ Никльби съ такимъ же движеніемъ. Но это очень обыкновенная вещь: ее все любятъ. Она составляетъ мою отраду въ горькомъ вдовствѣ. Вы, миссъ Негъ, не знаете каково овдовѣть!
Такъ-какъ миссъ Негъ не знала, каково выйти замужъ, то ей дѣйствительно не представилось случая узнать и вдовьяго горя. Впрочемъ она посмотрѣла на мистрисъ Никльби съ такою миной, какъ-будто хотѣла сказать, что она имѣетъ нѣкоторыя свѣденія по этой части, или знаетъ другую, гораздо горестнѣйшую, потерю. На ту пору вошла въ мастерскую хозяйка. Мистрисъ Никльби приняла съ нею другой тонъ обращенія, но не отступила отъ своего предмета, потому-что та сама начала хвалить понятливость ея дочери.
— Да, мадамъ Манталини, сказала счастливая мать: она всегда была очень понятлива..... всегда, отъ са-
