Катя остановила ее словами, что нужно взять какой-нибудь экипажъ для перевоза пожитковъ; но Ноггсъ, наведя свой здоровый глазъ на дѣвушку, объявилъ, что экипажъ готовь и ждетъ у подъѣзда.
— Я объ этомъ подумалъ еще дорогою, сказалъ онъ: О! я о многомъ думаю. Этого у меня не отнимутъ.
Мистрисъ Никльби и Катя простились съ своею хозяйкой и поѣхали. Въ одной отдаленной части города, на пустынномъ берегу рѣки, коляска ихъ остановилась насупротивъ большаго, стараго, кирпичнаго, небѣленаго строенія, съ ветхимъ подъѣздомъ и съ такими мутными стеклами въ окнахъ, что, казалось, ихъ не мыли нѣсколько лѣтъ. Ньюменъ Ноггсъ вынулъ изъ кармана ключъ, отперъ дверь и повелъ новыхъ жильцовъ во внутренность дому, неся за ними поклажу. Все, что̀ они тутъ увидѣли, было мрачно, нечисто. Пустая собачья конура, нѣсколько голыхъ костей, изломанные и ржавые желѣзные обручи, доски отъ старыхъ бочекъ, вотъ что представилось имъ на дворѣ. Мерзость и запустѣніе! Ничто не напоминало о жизни: смерть, тишина, холодъ......
— О, какъ здѣсь страшно! сказала Катя вполголоса, какъ-будто боясь нарушить гробовое молчаніе, которое съ давнихъ поръ царствовало въ этихъ стѣнахъ: если бы я была суевѣрна, то подумала бы, что здѣсь совершилось какое-нибудь ужасное преступленіе, и что съ того времени это мѣсто заглохло и опустѣло подъ проклятіемъ Божіимъ.
— Полно, Катя! ты меня напугаешь, отвѣчала мать. Ну, вольно жъ тебѣ было не пригласить съ собой миссъ Ла-Криви, или не выпросить у нея собаки. Вотъ то-то и есть, что ты словно отецъ: пребезпечная! Я одна обо всемъ должна думать.
Ноггсъ проводилъ ихъ въ двѣ комнаты нижняго этажа, единственное мѣсто въ цѣломъ домѣ, гдѣ было можно кое-какъ жить. Въ одной изъ нихъ стояли три
