Начинаю я жизнь каждый день,—каждый день умираю. Я не такая, какъ другіе. Иногда мнѣ кажется, что я жила всегда. Люди кругомъ мѣняются, плачутъ, страдаютъ, смѣются, болѣютъ, умираютъ,—а я всегда одна и та же, и всегда въ душѣ у меня ясно. Точно я гляжу на все черезъ высокое окно. Или точно передо мною зеркало, и тамъ, за спиной моей, тѣни приходятъ и уходятъ, а я гляжу въ свѣтлую-свѣтлую зеркальную глубину. Какъ хорошо, какъ хрустально, и красиво, и ласково-холодно. Я молода какъ утро, и я душой своей—не умомъ, а душой—помню то, что было тысячи лѣтъ. Замолкаетъ.
Юноша. Говори, милая. Я слушаю тебя.
Елена. Когда я была совсѣмъ маленькой дѣвочкой, я любила уходить одна изъ дому, и днемъ, когда Солнце такое яркое, и птицы поютъ среди вѣтвей, я ложилась въ траву, на лѣсной опушкѣ, закрывала глаза, и видѣла новый міръ, онъ былъ такой же, какъ этотъ, но только лучше. Небо глубже, трава зеленѣе, цвѣты нѣжнѣе и воздушнѣе. Въ мірѣ, который я видѣла закрытыми глазами, не было ни одного рѣзкаго звука, и самыя яркія краски не были тревожащими. Мнѣ чудилось, будто съ высокой горы беззвучно падали серебряныя воды. Они упадали въ озеро, въ которомъ никогда не было волнъ. Свѣтлая водная равнина, вольная, безъ конца спокойная.
Юноша. Какъ это, вонъ тамъ?
Елена. Нѣтъ, то было лучше. Въ томъ нельзя
Начинаю я жизнь каждый день, — каждый день умираю. Я не такая, как другие. Иногда мне кажется, что я жила всегда. Люди кругом меняются, плачут, страдают, смеются, болеют, умирают, — а я всегда одна и та же, и всегда в душе у меня ясно. Точно я гляжу на всё через высокое окно. Или точно передо мною зеркало, и там, за спиной моей, тени приходят и уходят, а я гляжу в светлую-светлую зеркальную глубину. Как хорошо, как хрустально, и красиво, и ласково-холодно. Я молода как утро, и я душой своей — не умом, а душой — помню то, что было тысячи лет. Замолкает.
Юноша. Говори, милая. Я слушаю тебя.
Елена. Когда я была совсем маленькой девочкой, я любила уходить одна из дому, и днем, когда Солнце такое яркое, и птицы поют среди ветвей, я ложилась в траву, на лесной опушке, закрывала глаза, и видела новый мир, он был такой же, как этот, но только лучше. Небо глубже, трава зеленее, цветы нежнее и воздушнее. В мире, который я видела закрытыми глазами, не было ни одного резкого звука, и самые яркие краски не были тревожащими. Мне чудилось, будто с высокой горы беззвучно падали серебряные воды. Они упадали в озеро, в котором никогда не было волн. Светлая водная равнина, вольная, без конца спокойная.
Юноша. Как это, вон там?
Елена. Нет, то было лучше. В том нельзя
