Итакъ, когда Твардовскій былъ унесенъ Дьяволомъ, онъ имѣлъ ликъ юноши, онъ былъ юношей. Надъ юностью боги блюдутъ. Твардовскій, не боявшійся ничего, не побоялся и таинства того самоуничтоженія, черезъ которое проходятъ посвященные. Онъ не только зналъ тайны чернокнижія, но еще свѣтлый талисманъ имѣлъ—безконечность довѣрія одной человѣческой души къ другой. Вѣдь ученикъ-то могъ солгать, забыть, измѣнить. Не такъ-ли? А онъ повѣрилъ. И силой своего довѣрія осуществилъ возможность того, что ученикъ не обманулъ, и не ошибся. Пожалуй, безконечность довѣрія Твардовскаго и безконечность любви ученика къ своему учителю создали магическій кругъ, въ который не взглянули, во все теченіе должнаго срока, ни глазъ человѣка, ни глазъ Дьявола, ни болѣзнь, ни ошибка, ни смерть. Троекратный круговоротъ человѣческаго года пропѣлъ свою тріаду, похоронную балладу дней надъ изношеннымъ тѣломъ, рѣшившимъ черезъ смѣлую чару достигнуть вѣчной юности. И священная семикратность свершила осуществленье желанія, которое умѣло быть безпредѣльнымъ. Смертію смерть. Гроба нѣтъ. Гдѣ былъ саванъ, тамъ фіалки. Цвѣтокъ предѣльный по цвѣту, и дѣтскій, столь дѣтскій по нѣжному духу своему. Ученикъ былъ превращенъ въ паука, ибо, когда таинство окончилось, въ ученикѣ опять проснулось человѣческое—человѣка, еще не достигшаго предѣльностей. Но, какъ паукъ, сплетающій вѣчныя паутинки подъ серебрянымъ свѣтомъ Луны, онъ, словно сосудъ высокаго колодца, вѣчно поднимается и опускается, и узоры жизни безсмертны въ своихъ очарованьяхъ и просвѣтленіяхъ.
Твардовскій былъ цѣльнымъ во всемъ, и потому онъ не добыча Дьявола, а ключъ свода. Тотъ сводъ широкъ, какъ Небо, и тотъ храмъ безсмертенъ, какъ жизнь, и въ немъ осуществляется таинство Вѣчной Юности.
На основѣ серебрянаго свѣта Луны Твардовскій во плоти чернѣетъ какъ точка. Но вѣдь точка есть атомъ, начало, исходъ. Отъ бѣлаго свѣта безгласнаго Цѣлаго къ ликующимъ крикамъ и рыдающимъ гимнамъ нашего великаго человѣческаго я.
И пожалуй скорѣе Твардовскій—не черная точка на кругѣ Луны, а нѣчто иное. Тутъ развернулась особая звѣздная книга души. Твардовскій кометой понесся въ пространствѣ съ Дьяволомъ, но Дьяволъ тутъ былъ прицѣпкой, у кометы былъ страшный змѣиный хвостъ. И кометный хвостъ полетѣлъ себѣ внизъ по параболѣ, а комета, волею чары, превратилась въ блестящую звѣзду. Мы видимъ ее. Всегда когда любимъ.
Сполна.
Итак, когда Твардовский был унесен Дьяволом, он имел лик юноши, он был юношей. Над юностью боги блюдут. Твардовский, не боявшийся ничего, не побоялся и таинства того самоуничтожения, через которое проходят посвященные. Он не только знал тайны чернокнижия, но еще светлый талисман имел — бесконечность доверия одной человеческой души к другой. Ведь ученик-то мог солгать, забыть, изменить. Не так ли? А он поверил. И силой своего доверия осуществил возможность того, что ученик не обманул, и не ошибся. Пожалуй, бесконечность доверия Твардовского и бесконечность любви ученика к своему учителю создали магический круг, в который не взглянули, во всё течение должного срока, ни глаз человека, ни глаз Дьявола, ни болезнь, ни ошибка, ни смерть. Троекратный круговорот человеческого года пропел свою триаду, похоронную балладу дней над изношенным телом, решившим через смелую чару достигнуть вечной юности. И священная семикратность свершила осуществленье желания, которое умело быть беспредельным. Смертию смерть. Гроба нет. Где был саван, там фиалки. Цветок предельный по цвету, и детский, столь детский по нежному духу своему. Ученик был превращен в паука, ибо, когда таинство окончилось, в ученике опять проснулось человеческое — человека, еще не достигшего предельностей. Но, как паук, сплетающий вечные паутинки под серебряным светом Луны, он, словно сосуд высокого колодца, вечно поднимается и опускается, и узоры жизни бессмертны в своих очарованьях и просветлениях.
Твардовский был цельным во всём, и потому он не добыча Дьявола, а ключ свода. Тот свод широк, как Небо, и тот храм бессмертен, как жизнь, и в нём осуществляется таинство Вечной Юности.
На основе серебряного света Луны Твардовский во плоти чернеет как точка. Но ведь точка есть атом, начало, исход. От белого света безгласного Целого к ликующим крикам и рыдающим гимнам нашего великого человеческого я.
И пожалуй скорее Твардовский — не черная точка на круге Луны, а нечто иное. Тут развернулась особая звездная книга души. Твардовский кометой понесся в пространстве с Дьяволом, но Дьявол тут был прицепкой, у кометы был страшный змеиный хвост. И кометный хвост полетел себе вниз по параболе, а комета, волею чары, превратилась в блестящую звезду. Мы видим ее. Всегда когда любим.
Сполна.
