Въ старосвѣтской широкой и черной оправѣ, |
Ксендзы не могли смотрѣть въ это зеркало, и имъ нельзя въ него глядѣть, когда они облачаются для свершенія святой мессы, ибо молящійся уже внѣ жизни, и не долженъ на нее глядѣть, а чарующее яйцевидное зеркало овальнымъ ликомъ своимъ уводитъ мечту къ жизни, въ которой царствуетъ Демонъ, отвлекающій душу отъ самой себя, проводя передъ ней милліоны масокъ. У души, какъ любили повторять Испанскіе мистики, три врага: Diablo, mundo y carne, Дьяволъ, мірское и плоть. Скажемъ по-нашему: жизнь. И мы знаемъ въ точности, что зеркало Твардовскаго было 22 дюйма въ длину и 19 въ ширину. То-есть, числовая сумма этихъ начертаній, равняется 41, то-есть равняется 5. Число 5 символизуетъ наши чувства, а наше человѣческое я, въ человѣческой своей полнотѣ, начинается тамъ, гдѣ ликуютъ свой праздникъ эти смутительные 5. И на видъ это зеркало—плоское, но глубина въ немъ неисчерпаемая, способная создать столько ликовъ, сколько назначитъ мечта, то-есть безконечность ихъ. Это зеркало—высокое. Въ низость ли будетъ смотрѣться Твардовскій? И оно—по краямъ граненое, ибо, доходя до края, до предѣльности чего бы то ни было, Твардовскій смотритъ что же дальше, и въ красивой своей человѣческой гордости дѣлается кинжально-острымъ. Оно не могло не быть въ широкой оправѣ, и въ оправѣ черной. Чернокнижникъ любитъ Солнце и золото, но, не будучи ни однорукимъ, ни однозвучнымъ, онъ любитъ и правое, и лѣвое, онъ причащается и свѣта, и тьмы. Широта этой оправы говоритъ о степной волѣ крылатой души неугомоннаго бродяги, и всѣ эти знаки и признаки—словно звѣзды, отразившіяся въ черномъ щитѣ. А ужь если къ зеркалу жизни прикоснулись грубо церковные ключи,—какъ не пройти вкось трещинѣ?
Твардовскій, чтобъ превысить человѣческое, свершилъ то, что задолго до него свершилъ Кипріанъ Антіохійскій, начальный предокъ христіанскихъ однозвучниковъ, возжелавшихъ быть въ двойственной полнотѣ: онъ заключилъ формальный договоръ съ Дьяволомъ. Это было знакомо и Англійскому поэту, Кристоферу Марло, заколотому чужой, но какъ бы собственной, рукой,—и безвѣстнымъ создателямъ Германской легенды о Фаустѣ. Но вопреки пониманію Марло и Германской легенды, Твардовскій, какъ Кипріанъ, познаетъ—и притомъ безъ воздѣйствующей помощи
В старосветской широкой и черной оправе, |
Ксендзы не могли смотреть в это зеркало, и им нельзя в него глядеть, когда они облачаются для свершения святой мессы, ибо молящийся уже вне жизни, и не должен на нее глядеть, а чарующее яйцевидное зеркало овальным ликом своим уводит мечту к жизни, в которой царствует Демон, отвлекающий душу от самой себя, проводя перед ней миллионы масок. У души, как любили повторять Испанские мистики, три врага: Diablo, mundo y carne, Дьявол, мирское и плоть. Скажем по-нашему: жизнь. И мы знаем в точности, что зеркало Твардовского было 22 дюйма в длину и 19 в ширину. То-есть, числовая сумма этих начертаний, равняется 41, то есть равняется 5. Число 5 символизует наши чувства, а наше человеческое я, в человеческой своей полноте, начинается там, где ликуют свой праздник эти смутительные 5. И на вид это зеркало — плоское, но глубина в нём неисчерпаемая, способная создать столько ликов, сколько назначит мечта, то есть бесконечность их. Это зеркало — высокое. В низость ли будет смотреться Твардовский? И оно — по краям граненое, ибо, доходя до края, до предельности чего бы то ни было, Твардовский смотрит что же дальше, и в красивой своей человеческой гордости делается кинжально-острым. Оно не могло не быть в широкой оправе, и в оправе черной. Чернокнижник любит Солнце и золото, но, не будучи ни одноруким, ни однозвучным, он любит и правое, и левое, он причащается и света, и тьмы. Широта этой оправы говорит о степной воле крылатой души неугомонного бродяги, и все эти знаки и признаки — словно звезды, отразившиеся в черном щите. А уж если к зеркалу жизни прикоснулись грубо церковные ключи, — как не пройти вкось трещине?
Твардовский, чтоб превысить человеческое, свершил то, что задолго до него свершил Киприан Антиохийский, начальный предок христианских однозвучников, возжелавших быть в двойственной полноте: он заключил формальный договор с Дьяволом. Это было знакомо и Английскому поэту, Кристоферу Марло, заколотому чужой, но как бы собственной, рукой, — и безвестным создателям Германской легенды о Фаусте. Но вопреки пониманию Марло и Германской легенды, Твардовский, как Киприан, познает — и притом без воздействующей помощи
