Раскрываешь глаза и глядишь. Что со мной? Гдѣ я? Что я? Былъ въ небесахъ всеобъемлющихъ, а лежу, живой, хоть разбитый паденіемъ, на уклонѣ горы, на опушкѣ зеленаго гая, и смотрю на цвѣты, на зарю, вечернюю и утреннюю, и слышу—цвѣты поютъ. Цвѣты поютъ—объ орлиномъ гнѣздѣ.
Я слышу.
ОРЛИНОЕ ГНѢЗДО.
Недалеко отъ Добромила,
На поникающей горѣ,
Гдѣ сонный вѣтръ шумитъ уныло,
Гербуртовъ замокъ. На зарѣ
Развалины его то млѣютъ въ янтарѣ,
То рдѣютъ въ пламени червонномъ. Но могила—
Могила, какъ ее ни разрисуй.
Здѣсь родъ былъ славный. Это было.
Но только ропотъ горныхъ струй
Напомнитъ звукомъ пѣнной пляски,
Что здѣсь когда-то были ласки,
И въ вѣковѣчности завязки
Звучалъ мгновенный поцѣлуй.
Гербурты. Каждый былъ могучій
Въ огняхъ и въ громахъ бытія.
И разросталась ихъ семья.
Когда-жь какой Гербуртъ, отживъ свой вѣкъ кипучій,
Прощался съ жизнью, съ здѣшнимъ днемъ,
Сѣдымъ онъ дѣлался орломъ,
И съ крикомъ уносился въ тучи,
И орлій клекотъ, свистъ крыла
Хранила вышняя скала.
Такъ было до тѣхъ поръ, пока Гербурты знали,
Что родъ орлиный чтитъ орловъ,
И Рокъ покорнымъ быть готовъ
Для горныхъ хищниковъ, чей клювъ острѣе стали,
Такъ было до тѣхъ поръ, пока
Одинъ Гербуртъ, въ игрѣ презрѣнной,
Не посягнулъ на тѣхъ, чья доля высока.
Его ничтожная рука
Взяла ружье, и, съ мѣткимъ глазомъ
Въ союзъ войдя, убила разомъ
Крылатость гордыхъ думъ, созвенные вѣка,
Орлиный духъ, орлиный разумъ.
Рука Гербуртова могла
Убить орла. Убить орла!
Когда охотникъ безразсудный
Домой вернулся въ этотъ день,
Онъ тамъ, гдѣ садъ былъ изумрудный,
Волчцы увидѣлъ и кремень,
И умеръ сынъ его въ какой-то мукѣ трудной,
И въ замкѣ рухнула ступень,
Назавтра, въ быстрой перемѣнѣ,
Еще звучалъ могильный звонъ,
Еще обрушились ступени,
Еще былъ праздникъ похоронъ.
И такъ скончались дни. Сложилась цѣпь временъ.
Родъ вымеръ. Замокъ палъ. Лишь вѣтеръ надъ руиной
Лелѣетъ призрачный свой стонъ.
Орлы исчезли. Крикъ орлиный
Припоминается какъ сонъ.
И лишь ручей звенитъ, спадая,
Звенитъ и плачетъ, покидая,
Когда-то славный, горный склонъ.
|
Такъ вотъ что, вотъ что. Я сердцемъ это зналъ.
Я помню всѣ дали, къ которымъ я прикоснулся. И мыслью могу возвращаться къ миновавшему. Но двинуться мнѣ нельзя. Я прикованъ своимъ паденіемъ къ горному склону, предъ зеленымъ лугомъ, предъ зеленымъ лѣсомъ, за которымъ, чую, шумятъ-шелестятъ желтыя нивы, зо-
Тот же текст в современной орфографии
Раскрываешь глаза и глядишь. Что со мной? Где я? Что я? Был в небесах всеобъемлющих, а лежу, живой, хоть разбитый падением, на уклоне горы, на опушке зеленого гая, и смотрю на цветы, на зарю, вечернюю и утреннюю, и слышу — цветы поют. Цветы поют — об орлином гнезде.
Я слышу.
ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО
Недалеко от Добромила,
На поникающей горе,
Где сонный ветр шумит уныло,
Гербуртов замок. На заре
Развалины его то млеют в янтаре,
То рдеют в пламени червонном. Но могила —
Могила, как ее ни разрисуй.
Здесь род был славный. Это было.
Но только ропот горных струй
Напомнит звуком пенной пляски,
Что здесь когда-то были ласки,
И в вековечности завязки
Звучал мгновенный поцелуй.
Гербурты. Каждый был могучий
В огнях и в громах бытия.
И разрасталась их семья.
Когда ж какой Гербурт, отжив свой век кипучий,
Прощался с жизнью, с здешним днем,
Седым он делался орлом,
И с криком уносился в тучи,
И орлий клекот, свист крыла
Хранила вышняя скала.
Так было до тех пор, пока Гербурты знали,
Что род орлиный чтит орлов,
И Рок покорным быть готов
Для горных хищников, чей клюв острее стали,
Так было до тех пор, пока
Один Гербурт, в игре презренной,
Не посягнул на тех, чья доля высока.
Его ничтожная рука
Взяла ружье, и, с метким глазом
В союз войдя, убила разом
Крылатость гордых дум, созвенные века,
Орлиный дух, орлиный разум.
Рука Гербуртова могла
Убить орла. Убить орла!
Когда охотник безрассудный
Домой вернулся в этот день,
Он там, где сад был изумрудный,
Волчцы увидел и кремень,
И умер сын его в какой-то муке трудной,
И в замке рухнула ступень,
Назавтра, в быстрой перемене,
Еще звучал могильный звон,
Еще обрушились ступени,
Еще был праздник похорон.
И так скончались дни. Сложилась цепь времен.
Род вымер. Замок пал. Лишь ветер над руиной
Лелеет призрачный свой стон.
Орлы исчезли. Крик орлиный
Припоминается как сон.
И лишь ручей звенит, спадая,
Звенит и плачет, покидая,
Когда-то славный, горный склон.
|
Так вот что, вот что. Я сердцем это знал.
Я помню все дали, к которым я прикоснулся. И мыслью могу возвращаться к миновавшему. Но двинуться мне нельзя. Я прикован своим падением к горному склону, пред зеленым лугом, пред зеленым лесом, за которым, чую, шумят-шелестят желтые нивы, зо-
