Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/55

Эта страница была вычитана


на камнѣ среди камней, пока не перевернется снова магическое число двѣнадцать, и духъ отомщающій не выйдетъ изъ-подъ земли, залитой кровью, чтобъ сказать безумцамъ: «Полночь!».

Есть страшное Польское сказаніе «Горящіе пальцы». Долго-ли бродило оно, съ разными ликами, не знаю, но вотъ дошло и до меня, и такую приняло форму.


ГОРЯЩІЕ ПАЛЬЦЫ.

За боромъ, за лѣсомъ, дворъ, выстланный камнемъ,
Жилъ шляхтичъ на этомъ дворѣ,
Владѣлецъ помѣстій, богатыхъ и многихъ,
И бора, и лѣса того.
Роскошно справлялъ онъ свои именины,
Сосѣдей позвалъ и родныхъ,
Кто ѣхалъ верхомъ, кто въ коляскѣ средь женщинъ,
Былъ смѣхъ и веселіе лицъ.
Изъ темнаго бора, изъ частаго бора,
Какой-то возникъ человѣкъ,
Ружье на плечѣ у него не дрожало,
Былъ острый за поясомъ ножъ.
Смотрѣлъ онъ какъ волкъ, какъ лиса онъ таился,
Слѣдя за песчанымъ путемъ,
И сѣлъ за кустомъ онъ въ тѣнистомъ укрытьи,
Считалъ, и двѣнадцать онъ счелъ,
Изъ лѣса зеленаго вышелъ незримо
Какой-то другой человѣкъ,
Ружье на плечѣ у него не дрожало,
За поясомъ ножъ былъ и ножъ.
Смотрѣлъ онъ какъ волкъ, какъ лиса онъ таился,
Слѣдя за проѣзжимъ путемъ,
Вошелъ въ можжевельникъ, и сталъ за кустами,
Считалъ онъ, и счелъ четырехъ,
И оба, тѣ двое, что были какъ волки,
Внезапно другъ съ другомъ сошлись,
Тихонько другъ съ другомъ они говорили,
И къ городу вмѣстѣ пошли.
Висѣлъ тамъ вчерашній повѣшенный, мертвый,
На взгорьи, подъ глыбою стѣнъ,
Они ему руку на сгибѣ отсѣкли,
И къ лѣсу поспѣшно ушли.
Пять пальцевъ, пять выгнутыхъ пальцевъ кривилось
На той отсѣченной рукѣ,
И вороны черные были на трупѣ,
И каркала стая воронъ.
А въ борѣ, а въ лѣсѣ густѣли деревья,
Стволы уходили къ стволамъ,
И въ вѣтрѣ крутились песчинки, пылинки,
Бѣжали проѣзжимъ путемъ.
Объятъ ликованьемъ дворъ, выстланный камнемъ,
Пируетъ привѣтливый панъ,
Шумятъ, веселятся родные и гости,
Ужь полночь, пора на покой.
Сосѣди легли на дворѣ, а родные
Во флигель далекій пошли,
Одинъ былъ съ женой, богомольной и честной,
Пошла она съ мужемъ своимъ.
Въ покоѣ просторномъ душистое сѣно,
На немъ дорогіе ковры,
А женщинѣ дали лежанку. Уснули
Четыре, на золотѣ спятъ.
Она же не спитъ и читаетъ молитвы,
И дрогнула—филинъ кричитъ.
На крышѣ онъ ухнулъ, и страшно, и близко
Чу, шопоты, шорохъ, шаги,
Минута, и двери раскрылись, и ясность
Ударила въ очи ея,
Вошелъ человѣкъ тотъ, со взорами волка,
Онъ мертвую руку держалъ.

Тот же текст в современной орфографии

на камне среди камней, пока не перевернется снова магическое число двенадцать, и дух отомщающий не выйдет из-под земли, залитой кровью, чтоб сказать безумцам: «Полночь!».

Есть страшное Польское сказание «Горящие пальцы». Долго ли бродило оно, с разными ликами, не знаю, но вот дошло и до меня, и такую приняло форму.


ГОРЯЩИЕ ПАЛЬЦЫ

За бором, за лесом, двор, выстланный камнем,
Жил шляхтич на этом дворе,
Владелец поместий, богатых и многих,
И бора, и леса того.
Роскошно справлял он свои именины,
Соседей позвал и родных,
Кто ехал верхом, кто в коляске средь женщин,
Был смех и веселие лиц.
Из темного бора, из частого бора,
Какой-то возник человек,
Ружье на плече у него не дрожало,
Был острый за поясом нож.
Смотрел он как волк, как лиса он таился,
Следя за песчаным путем,
И сел за кустом он в тенистом укрытьи,
Считал, и двенадцать он счел,
Из леса зеленого вышел незримо
Какой-то другой человек,
Ружье на плече у него не дрожало,
За поясом нож был и нож.
Смотрел он как волк, как лиса он таился,
Следя за проезжим путем,
Вошел в можжевельник, и стал за кустами,
Считал он, и счел четырех,
И оба, те двое, что были как волки,
Внезапно друг с другом сошлись,
Тихонько друг с другом они говорили,
И к городу вместе пошли.
Висел там вчерашний повешенный, мертвый,
На взгорьи, под глыбою стен,
Они ему руку на сгибе отсекли,
И к лесу поспешно ушли.
Пять пальцев, пять выгнутых пальцев кривилось
На той отсеченной руке,
И вороны черные были на трупе,
И каркала стая ворон.
А в боре, а в лесе густели деревья,
Стволы уходили к стволам,
И в ветре крутились песчинки, пылинки,
Бежали проезжим путем.
Объят ликованьем двор, выстланный камнем,
Пирует приветливый пан,
Шумят, веселятся родные и гости,
Уж полночь, пора на покой.
Соседи легли на дворе, а родные
Во флигель далекий пошли,
Один был с женой, богомольной и честной,
Пошла она с мужем своим.
В покое просторном душистое сено,
На нём дорогие ковры,
А женщине дали лежанку. Уснули
Четыре, на золоте спят.
Она же не спит и читает молитвы,
И дрогнула — филин кричит.
На крыше он ухнул, и страшно, и близко
Чу, шёпоты, шорох, шаги,
Минута, и двери раскрылись, и ясность
Ударила в очи её,
Вошел человек тот, со взорами волка,
Он мертвую руку держал.