Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/27

Эта страница была вычитана


и за ту удивительную внимательность, съ которой эти уклончивыя существа слушаютъ музыку. Когда въ деревенскомъ нашемъ домѣ моя мать начинала играть на фортепьяно, я убѣгалъ въ садъ и тихонько подкрадывался къ одному мѣсту стараго забора. Изъ расщелины всегда показывалась ящерица—я былъ остороженъ, но она меня не боялась, и слушающихъ по особенному ту музыку, что раздавалась въ саду, всегда бывало двое. Таинственную же сущность змѣи я понялъ при слѣдующихъ обстоятельствахъ. Деревенскіе мальчишки поймали въ расщепъ змѣю и стали избивать ее съ немилосердною жестокостью. Я стоялъ въ сторонѣ, онѣмѣвшій и устрашенный этой звѣрскостью малыхъ людей. Впрочемъ, змѣя конечно же вѣдь была ядовитая. Били палками нещадно. Убили наконецъ. И бросили въ рѣченку, что протекала близь мѣста казни. Злорадныя лица съ любопытствомъ наклонились надъ водой, чтобъ взглянуть, какъ будетъ тонуть трупъ змѣи. Водою однако крестятся, надо думать, не только люди, дабы получать жизнь истинную. Едва погрузившись въ воду, змѣя ожила, сдѣлала предъ изумленными убійцами нѣсколько волнообразныхъ движеній, отплыла, поплыла, и пристала напротивъ, и скрылась межь травъ—на томъ берегу.


Когда я спалъ, мнѣ привидѣлся сонъ, въ которомъ былъ зеркальный блескъ, холодъ глубинъ, и черный цвѣтъ, и красный. Я былъ въ высокомъ чертогѣ, построенномъ изъ чернаго дуба, изъ котораго строили свои нетлѣнные корабли-драконы неустрашимые Викинги. Посреди чертога былъ круглый черный столъ, и сидѣнья были черныя, и полъ былъ изъ чернаго мрамора. На стѣнахъ, справа и слѣва, какъ Солнце и Луна, были два круглыя зеркала, одно поболѣе, другое поменьше. Были ли окна въ чертогѣ, я не знаю, ибо двѣ другія стѣны были затянуты красными занавѣсями. Они были очень красные, и цвѣтъ ихъ былъ очень живой. И мнѣ хотѣлось поглядѣться на себя, и я зналъ, что я бѣлый, но въ кругломъ столѣ, за которымъ я сидѣлъ, я возникалъ какъ черный, а дотянуться до зеркалъ не могъ, ибо они были высоко. И мнѣ хотѣлось узнать, есть ли окна въ чертогѣ, и есть ли что-нибудь за стѣнами его, но я видѣлъ только красные занавѣси, и, когда я хотѣлъ ихъ отодвинуть, они становились живыми, и то, что на нихъ было изображено, становилось живымъ, и не дозволяло мнѣ прикоснуться къ стѣнамъ. А изображенія на занавѣсяхъ были разныя. Тамъ были красные цвѣты, какъ бы розы и кактусы, и на нихъ было много шиповъ, усложнявшихъ ихъ стебли. Тамъ были красные угли темныхъ кузницъ, и изъ горновъ дышалъ нестерпимый жаръ. Тамъ были, какъ угли горящіе, волчьи глаза въ лѣсу, они грозили, и въ лѣсу нельзя было ходить. Тамъ были игры живыхъ существъ, которыя въ шутку разрывали другъ друга, и изъ свѣже-разорванныхъ тѣлъ текла кровь. Тамъ были красные восходы весеннихъ дней и ярко-красные закаты дней осеннихъ, и прежде чѣмъ успѣвали глаза оглядѣть восходъ, закатъ уже зажигался пожаромъ, и дымъ былъ грязный. Тамъ были еще красныя ягоды, и красные плоды, и красныя тонкія ткани на красныхъ тканяхъ грубыхъ, и много красныхъ мотыльковъ, ненавистныхъ оттого, что ихъ было такъ много, и были тамъ красныя жалящія мухи, онѣ жужжали, кружились, звенѣли, жужжали, ползали, касались, все трогали, всюду падали, все заслоняли, и жалили, и цѣплялись щупальцами, лапками. Терпѣть больше было нельзя. Вскочить я не могъ, мѣсто держало крѣпко, но мученье было такъ велико,

Тот же текст в современной орфографии

и за ту удивительную внимательность, с которой эти уклончивые существа слушают музыку. Когда в деревенском нашем доме моя мать начинала играть на фортепьяно, я убегал в сад и тихонько подкрадывался к одному месту старого забора. Из расщелины всегда показывалась ящерица — я был осторожен, но она меня не боялась, и слушающих по особенному ту музыку, что раздавалась в саду, всегда бывало двое. Таинственную же сущность змеи я понял при следующих обстоятельствах. Деревенские мальчишки поймали в расщеп змею и стали избивать ее с немилосердною жестокостью. Я стоял в стороне, онемевший и устрашенный этой зверскостью малых людей. Впрочем, змея конечно же ведь была ядовитая. Били палками нещадно. Убили наконец. И бросили в реченку, что протекала близ места казни. Злорадные лица с любопытством наклонились над водой, чтоб взглянуть, как будет тонуть труп змеи. Водою однако крестятся, надо думать, не только люди, дабы получать жизнь истинную. Едва погрузившись в воду, змея ожила, сделала пред изумленными убийцами несколько волнообразных движений, отплыла, поплыла, и пристала напротив, и скрылась меж трав — на том берегу.


Когда я спал, мне привиделся сон, в котором был зеркальный блеск, холод глубин, и черный цвет, и красный. Я был в высоком чертоге, построенном из черного дуба, из которого строили свои нетленные корабли-драконы неустрашимые Викинги. Посреди чертога был круглый черный стол, и сиденья были черные, и пол был из черного мрамора. На стенах, справа и слева, как Солнце и Луна, были два круглые зеркала, одно поболее, другое поменьше. Были ли окна в чертоге, я не знаю, ибо две другие стены были затянуты красными занавесями. Они были очень красные, и цвет их был очень живой. И мне хотелось поглядеться на себя, и я знал, что я белый, но в круглом столе, за которым я сидел, я возникал как черный, а дотянуться до зеркал не мог, ибо они были высоко. И мне хотелось узнать, есть ли окна в чертоге, и есть ли что-нибудь за стенами его, но я видел только красные занавеси, и, когда я хотел их отодвинуть, они становились живыми, и то, что на них было изображено, становилось живым, и не дозволяло мне прикоснуться к стенам. А изображения на занавесях были разные. Там были красные цветы, как бы розы и кактусы, и на них было много шипов, усложнявших их стебли. Там были красные угли темных кузниц, и из горнов дышал нестерпимый жар. Там были, как угли горящие, волчьи глаза в лесу, они грозили, и в лесу нельзя было ходить. Там были игры живых существ, которые в шутку разрывали друг друга, и из свеже-разорванных тел текла кровь. Там были красные восходы весенних дней и ярко-красные закаты дней осенних, и прежде чем успевали глаза оглядеть восход, закат уже зажигался пожаром, и дым был грязный. Там были еще красные ягоды, и красные плоды, и красные тонкие ткани на красных тканях грубых, и много красных мотыльков, ненавистных оттого, что их было так много, и были там красные жалящие мухи, они жужжали, кружились, звенели, жужжали, ползали, касались, всё трогали, всюду падали, всё заслоняли, и жалили, и цеплялись щупальцами, лапками. Терпеть больше было нельзя. Вскочить я не мог, место держало крепко, но мученье было так велико,