всякомъ случаѣ, что въ этой расѣ есть мужчины, и что сія раса есть завоевательная. Норвежскія дѣти и Нѣмецкія, истинно-дѣти, но въ нихъ нѣтъ достаточной тонкости настроеній, въ нихъ много расовой тяжеловѣсности. У Русскихъ же дѣтей и Испанскихъ—поразительной хрустальности смѣхъ. И такая невинность въ голосѣ. И такое веселье въ шуткахъ. Притомъ, такъ какъ Южане всегда болѣе порывисты въ выраженіи своихъ чувствъ, Испанскія дѣти, по очарованію дѣтскаго, стоятъ конечно на первомъ мѣстѣ. Я видѣлъ сотни Испанскихъ дѣтей, играющихъ на улицахъ Севильи и Валенсіи, въ солнечной Барселонѣ и въ зеленыхъ садахъ Мадрида, но я ни разу не видѣлъ ни одной грубой сцены и ни разу не слышалъ ни одного недѣтскаго возгласа, возникшаго на дѣтскихъ устахъ. И Испанскія дѣти смотрятъ на васъ такими глазами, что вы чувствуете—они родныя. Мгновенно между вами и ими вырастаетъ полная близость. Если они начинаютъ шутить надъ вами, это никогда не обидно. Когда же они начинаютъ къ вамъ ласкаться, въ душѣ вырастаетъ сладкое ощущеніе счастья.
Я много разъ думалъ, какъ это можетъ быть, что именно Кастильскія дѣти такъ привлекательны, а сами Кастильцы, въ видѣ жителей Мадрида, такъ часто наглы, грубы и противны, и такъ не по-Испански тяжеловѣсны. Я рѣшилъ, что объясненіе можетъ быть только одно: это народъ, который всю жизнь долженъ оставаться ребенкомъ. Онъ неспособенъ быть взрослымъ и какъ только восхочетъ сего, достичь не можетъ—и остается подросткомъ. А кто же не знаетъ, какъ нестерпимо-самомнительны и глупы, и неделикатны подростки?
Быть можетъ ни въ одной Европейской странѣ нѣтъ такой рѣзкой областной обособленности, какъ въ Испаніи. Испанецъ, когда его спросишь, кто онъ, никогда не отвѣтитъ вамъ: «Я Испанецъ». Вы всегда услышите: «Я Валенсіанецъ», «Я изъ Бильбао», «Я Каталонецъ», «Я изъ Севильи». И если два Испанца происходятъ изъ двухъ городовъ, отдѣленныхъ лишь часомъ ѣзды по желѣзной дорогѣ, они разнствуютъ. Именно этой расовой особенностью объясняется такое поразительное несходство столь національныхъ художниковъ и поэтовъ, какъ Веласкесъ и Гойя, Кальдеронъ и Серва̀нтесъ.
Когда Испанцы разграбили въ Перу храмъ Солнца, они раздѣлили добычу, и одному солдату достался золотой дискъ Солнца. Потомъ они стали играть въ карты, и прежде чѣмъ взошло Солнце, дискъ Солнца былъ проигранъ. Это—Испанія,
Что́ должно быть Полярной звѣздой, Правда или Красота? что́ такое Правда безъ Красоты? Это не Правда, а низкая Ложь. Въ Средніе вѣка понятіе Правды отождествлялось съ понятіемъ Богъ. И въ драмѣ «Цѣпи Дьявола» Кальдеронъ говоритъ:
Межъ Богомъ и межъ Красотой |
Это священный бредъ необманчивой души, чувствующей музыку сферъ. И въ этомъ восклицаніи сказался Поэтъ, который даже въ средневѣковой тюрьмѣ чувствуетъ, хотя и не сознаетъ вполнѣ ясно, что Красота есть полюсъ, не позволяющій идти дальше.
всяком случае, что в этой расе есть мужчины, и что сия раса есть завоевательная. Норвежские дети и Немецкие, истинно-дети, но в них нет достаточной тонкости настроений, в них много расовой тяжеловесности. У Русских же детей и Испанских — поразительной хрустальности смех. И такая невинность в голосе. И такое веселье в шутках. Притом, так как Южане всегда более порывисты в выражении своих чувств, Испанские дети, по очарованию детского, стоят конечно на первом месте. Я видел сотни Испанских детей, играющих на улицах Севильи и Валенсии, в солнечной Барселоне и в зеленых садах Мадрида, но я ни разу не видел ни одной грубой сцены и ни разу не слышал ни одного недетского возгласа, возникшего на детских устах. И Испанские дети смотрят на вас такими глазами, что вы чувствуете — они родные. Мгновенно между вами и ими вырастает полная близость. Если они начинают шутить над вами, это никогда не обидно. Когда же они начинают к вам ласкаться, в душе вырастает сладкое ощущение счастья.
Я много раз думал, как это может быть, что именно Кастильские дети так привлекательны, а сами Кастильцы, в виде жителей Мадрида, так часто наглы, грубы и противны, и так не по-Испански тяжеловесны. Я решил, что объяснение может быть только одно: это народ, который всю жизнь должен оставаться ребенком. Он неспособен быть взрослым и как только восхочет сего, достичь не может — и остается подростком. А кто же не знает, как нестерпимо-самомнительны и глупы, и неделикатны подростки?
Быть может ни в одной Европейской стране нет такой резкой областной обособленности, как в Испании. Испанец, когда его спросишь, кто он, никогда не ответит вам: «Я Испанец». Вы всегда услышите: «Я Валенсианец», «Я из Бильбао», «Я Каталонец», «Я из Севильи». И если два Испанца происходят из двух городов, отделенных лишь часом езды по железной дороге, они разнствуют. Именно этой расовой особенностью объясняется такое поразительное несходство столь национальных художников и поэтов, как Веласкес и Гойя, Кальдерон и Серва́нтес.
Когда Испанцы разграбили в Перу храм Солнца, они разделили добычу, и одному солдату достался золотой диск Солнца. Потом они стали играть в карты, и прежде чем взошло Солнце, диск Солнца был проигран. Это — Испания,
Что́ должно быть Полярной звездой, Правда или Красота? что́ такое Правда без Красоты? Это не Правда, а низкая Ложь. В Средние века понятие Правды отождествлялось с понятием Бог. И в драме «Цепи Дьявола» Кальдерон говорит:
Меж Богом и меж Красотой |
Это священный бред необманчивой души, чувствующей музыку сфер. И в этом восклицании сказался Поэт, который даже в средневековой тюрьме чувствует, хотя и не сознает вполне ясно, что Красота есть полюс, не позволяющий идти дальше.
