И Солнце, богъ ея, супругъ давнишнихъ дней,
Сквозь пѣснь мою опять прижмется страстно къ ней.
Я расцвѣчу вѣка коралловою кровью,
10 Пороги проплыву, легко скользну къ низовью.
И побѣдивъ ущербъ, какъ лунная ладья,
Ты вновь ко мнѣ придешь и скажешь: „Я твоя“.
И Солнце, бог её, супруг давнишних дней,
Сквозь песнь мою опять прижмётся страстно к ней.
Я расцвечу века коралловою кровью,
10 Пороги проплыву, легко скользну к низовью.
И победив ущерб, как лунная ладья,
Ты вновь ко мне придёшь и скажешь: «Я твоя».
Вкругъ раковины млѣетъ хотящая вода,
Вкругъ влаги ярко рдѣетъ живой огонь, всегда.
Вокругъ пожара—воздухъ, вкругъ воздуха—эѳиръ,
Вокругъ эѳира—зрѣнье, здѣсь замкнутъ цѣлый міръ.
5 Вкругъ раковины—воздухъ, эѳиръ, огонь, вода.
А въ раковинѣ круглой—какая тамъ звѣзда?
Тамъ скрытъ ли нѣжный жемчугъ? Добро тамъ или Зло?
Въ ковчегѣ сокровенномъ—священное число.
Хранитъ оно безгласно всю цѣльность бытія,
10 И въ немъ, безстрастно, ясно, въ забвеньи—Ты и Я.
Но тотчасъ ликъ за ликомъ мелькнетъ въ дрожащей мглѣ,
Едва лишь раздѣленье означится въ числѣ.
Плывутъ, ползутъ, летаютъ, межь страшныхъ камышей,
Чудовищныя рыбы и жадный птицезмѣй.
15 И вотъ свирѣль Я сдѣлалъ; пропѣлъ Себя въ вѣкахъ,
И Ты, любовь, явилась, вся въ нѣжныхъ жемчугахъ.
Вкруг раковины млеет хотящая вода,
Вкруг влаги ярко рдеет живой огонь, всегда.
Вокруг пожара — воздух, вкруг воздуха — эфир,
Вокруг эфира — зренье, здесь замкнут целый мир.
5 Вкруг раковины — воздух, эфир, огонь, вода.
А в раковине круглой — какая там звезда?
Там скрыт ли нежный жемчуг? Добро там или Зло?
В ковчеге сокровенном — священное число.
Хранит оно безгласно всю цельность бытия,
10 И в нём, бесстрастно, ясно, в забвеньи — Ты и Я.
Но тотчас лик за ликом мелькнёт в дрожащей мгле,
Едва лишь разделенье означится в числе.
Плывут, ползут, летают, меж страшных камышей,
Чудовищные рыбы и жадный птицезмей.
15 И вот свирель Я сделал; пропел Себя в веках,
И Ты, любовь, явилась, вся в нежных жемчугах.
Лучинникъ, степной звѣробой,
Златистый, а есть также синій.
Такъ звѣзды, что вьются толпой,
Въ степяхъ высоты голубой,
5 Гадая въ той вышней пустынѣ,
Со мной пошутили, съ тобой,
И выросъ двойной звѣробой.
Я здѣсь съ золотыми кудрями,
Ты тамъ съ голубыми очами,
10 Тоскуя, горимъ на степи,
Мы вмѣстѣ и врозь. Потерпи.
Недаромъ тамъ звѣзды надъ нами,
Есть свадебный вѣтеръ въ степи.
Лучинник, степной зверобой,
Златистый, а есть также синий.
Так звёзды, что вьются толпой,
В степях высоты голубой,
5 Гадая в той вышней пустыне,
Со мной пошутили, с тобой,
И вырос двойной зверобой.
Я здесь с золотыми кудрями,
Ты там с голубыми очами,
10 Тоскуя, горим на степи,
Мы вместе и врозь. Потерпи.
Недаром там звёзды над нами,
Есть свадебный ветер в степи.
Я у Моря голубого,
Подлѣ пальмы, надъ волной.
Съ милой снова, съ влагой снова,
Говоритъ она со мной.
5 Въ быстрой шалости бѣлѣетъ
Закипѣвшая волна.
Если хочетъ,—тотчасъ смѣетъ,
Такъ какъ можетъ,—вотъ она.
Я у Моря голубого,
Подле пальмы, над волной.
С милой снова, с влагой снова,
Говорит она со мной.
5 В быстрой шалости белеет
Закипевшая волна.
Если хочет, — тотчас смеет,
Так как может, — вот она.
