Страница:Бальмонт. Горные вершины. 1904.pdf/77

Эта страница была вычитана


редающими жизни моря. Фетъ, описывая море, заставляетъ его жить, онъ понимаетъ, что море иногда можетъ испытывать такія же утонченныя состоянія, какія возникаютъ въ человѣческой душѣ, когда, исполненная олимпійской ясности, она отошла отъ одного строя чувствъ—и не вошла еще въ другой строй, съ нимъ сопредѣльный.

„Жди яснаго на завтра дня…
Стрижи мелькаютъ и звенятъ,
Пурпурной полосой огня
Прозрачный озаренъ закатъ.
Въ заливѣ дремлютъ корабли,
Едва трепещутъ вымпела,
Далеко небеса ушли,—
И къ нимъ морская даль ушла.
Такъ робко набѣгаетъ тѣнь,
Такъ тайно свѣтъ уходитъ прочь,
Что ты не скажешь: минулъ день,
Не говоришь: настала ночь“.[1]

Говоря объ осени, Пушкинъ прекрасно описываетъ внѣшнія черты осенняго пейзажа:—

„Унылая пора, очей очарованье,
Пріятна мнѣ твоя прощальная краса!
Люблю я пышное природы увяданье,
Въ багрецъ и въ золото одѣтые лѣса“.

Тютчевъ возвышается до художественнаго пониманія осени, какъ душевнаго состоянія Природы:—

„Есть въ свѣтлости осеннихъ вечеровъ
Умильная таинственная прелесть.



Ущербъ, изнеможенье, и на всемъ
Та кроткая улыбка увяданья,
Что̀ въ существѣ разумномъ мы зовемъ
Возвышенной стыдливостью страданья“.

Любовь, какъ у Пушкина, пѣвца ясной любви, такъ и у Лермонтова, понимающаго ее какъ мимолетное чувство, выступаетъ въ конкретныхъ чертахъ, въ ея непосредственной очаровательной простотѣ, но не во всемъ ея содержаніи, то

  1. «Жди ясного на завтра дня…» — стихотворение А. А. Фета. (прим. редактора Викитеки)
Тот же текст в современной орфографии

редающими жизни моря. Фет, описывая море, заставляет его жить, он понимает, что море иногда может испытывать такие же утонченные состояния, какие возникают в человеческой душе, когда, исполненная олимпийской ясности, она отошла от одного строя чувств — и не вошла еще в другой строй, с ним сопредельный.

«Жди ясного на завтра дня…
Стрижи мелькают и звенят,
Пурпурной полосой огня
Прозрачный озарен закат.
В заливе дремлют корабли,
Едва трепещут вымпела,
Далеко небеса ушли, —
И к ним морская даль ушла.
Так робко набегает тень,
Так тайно свет уходит прочь,
Что ты не скажешь: минул день,
Не говоришь: настала ночь».[1]

Говоря об осени, Пушкин прекрасно описывает внешние черты осеннего пейзажа: —

«Унылая пора, очей очарованье,
Приятна мне твоя прощальная краса!
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса».

Тютчев возвышается до художественного понимания осени, как душевного состояния Природы: —

«Есть в светлости осенних вечеров
Умильная таинственная прелесть.



Ущерб, изнеможенье, и на всём
Та кроткая улыбка увяданья,
Что́ в существе разумном мы зовем
Возвышенной стыдливостью страданья».

Любовь, как у Пушкина, певца ясной любви, так и у Лермонтова, понимающего ее как мимолетное чувство, выступает в конкретных чертах, в её непосредственной очаровательной простоте, но не во всём её содержании, то

  1. «Жди ясного на завтра дня…» — стихотворение А. А. Фета. (прим. редактора Викитеки)