Странный контрастъ предстаетъ передъ нами, если мы захотимъ провести параллель между основателями Русскаго Поэтическаго Творчества Пушкинымъ и Лермонтовымъ, съ одной стороны, и новѣйшими излюбленными поэтами, Тютчевымъ и Фетомъ, съ другой, разсматривая ихъ не только какъ поэтовъ, но и какъ людей.
Фантастическіе герои русскаго Пантеона, Пушкинъ и Лермонтовъ, оба претерпѣли гоненія, какъ со стороны правительства, такъ и со стороны общества, были въ ссылкѣ, жили среди кавказскихъ горцевъ, среди величественныхъ картинъ природы, провели бурную жизнь, исполненную страстей и борьбы, и, наконецъ, не довершивъ своей жизненной задачи, были оба убиты на дуэли, Пушкинъ не доживъ до сорока лѣтъ, Лермонтовъ не доживъ до тридцати. Въ художественныхъ темахъ, которыми они задавались, мы видимъ ту же печать исключительности и трагизма. Что воспѣваетъ Пушкинъ? Грандіозныя явленія Природы, море, горы, и степи—цыганъ, блуждающихъ по землѣ изъ конца въ конецъ—братьевъ-разбойниковъ, озаренныхъ пламенемъ костровъ—витязя Руслана, сражающагося съ гигантскимъ чудовищемъ, существующемъ въ видѣ огромной головы (образъ, заставляющій вспомнить о Скандинавской Миѳологіи)—Петра Великаго, царственнаго революціонера, вздернувшаго Россію на дыбы, какъ ртачливую лошадь—Бориса Годунова, коронованнаго убійцу—мстительнаго Каменнаго Гостя, увлекающаго Донъ-Жуана въ адъ—пиръ во время чумы—Сальери, который изъ зависти отравляетъ Моцарта—обманутую дѣвушку-утопленницу, превратившуюся въ царицу русалокъ—цѣлый міръ героизма, фантазіи, исключительныхъ положеній, страстей. У Лермонтова, описывающаго, какъ Демонъ соблазняетъ монахиню, и создавшаго въ лучшемъ русскомъ романѣ, Герой нашего времени, типъ демоническаго Печорина, губящаго все, къ чему онъ ни прикоснется, повторяется тотъ же міръ страстей, крови, и отчаянія.
И между тѣмъ ни въ разнообразной поэзіи Пушкина, ни въ монотонной поэзіи Лермонтова нѣтъ таинственности. Здѣсь все просто, ясно, и опредѣленно. Они—романтики по темамъ и реалисты по исполненію. Они—представители художественнаго натурализма, который ищетъ содержанія внѣ себя, и воспроизводитъ Природу такъ, какъ ее видитъ—конкретно, въ разорванномъ частичномъ состояніи—не возсоздавая сложнаго единства ея, не угадывая мірового характера всѣхъ ея явленій.
Странный контраст предстает перед нами, если мы захотим провести параллель между основателями Русского Поэтического Творчества Пушкиным и Лермонтовым, с одной стороны, и новейшими излюбленными поэтами, Тютчевым и Фетом, с другой, рассматривая их не только как поэтов, но и как людей.
Фантастические герои русского Пантеона, Пушкин и Лермонтов, оба претерпели гонения, как со стороны правительства, так и со стороны общества, были в ссылке, жили среди кавказских горцев, среди величественных картин природы, провели бурную жизнь, исполненную страстей и борьбы, и, наконец, не довершив своей жизненной задачи, были оба убиты на дуэли, Пушкин не дожив до сорока лет, Лермонтов не дожив до тридцати. В художественных темах, которыми они задавались, мы видим ту же печать исключительности и трагизма. Что воспевает Пушкин? Грандиозные явления Природы, море, горы, и степи — цыган, блуждающих по земле из конца в конец — братьев-разбойников, озаренных пламенем костров — витязя Руслана, сражающегося с гигантским чудовищем, существующем в виде огромной головы (образ, заставляющий вспомнить о Скандинавской Мифологии) — Петра Великого, царственного революционера, вздернувшего Россию на дыбы, как ртачливую лошадь — Бориса Годунова, коронованного убийцу — мстительного Каменного Гостя, увлекающего Дон-Жуана в ад — пир во время чумы — Сальери, который из зависти отравляет Моцарта — обманутую девушку-утопленницу, превратившуюся в царицу русалок — целый мир героизма, фантазии, исключительных положений, страстей. У Лермонтова, описывающего, как Демон соблазняет монахиню, и создавшего в лучшем русском романе, Герой нашего времени, тип демонического Печорина, губящего всё, к чему он ни прикоснется, повторяется тот же мир страстей, крови, и отчаяния.
И между тем ни в разнообразной поэзии Пушкина, ни в монотонной поэзии Лермонтова нет таинственности. Здесь всё просто, ясно, и определенно. Они — романтики по темам и реалисты по исполнению. Они — представители художественного натурализма, который ищет содержания вне себя, и воспроизводит Природу так, как ее видит — конкретно, в разорванном частичном состоянии — не воссоздавая сложного единства её, не угадывая мирового характера всех её явлений.
