это родные голоса, но раньше онъ различалъ каждый голосъ въ отдѣльности, а теперь онъ не можетъ раздѣлять и распознавать ихъ, они слиты, какъ голоса погибающихъ въ морѣ. Юность убита. Растоптаны цвѣты, измяты. Всѣ глубокія раны, которыя онъ нанесъ достоинству своего внутренняго существа, раскрылись, и на душѣ его кровь. Всѣ свѣжія, нѣкогда свѣжія, силы души проснулись съ изумленіемъ и съ ужасомъ, какъ молодыя дѣвушки, которыхъ тотъ самый, кто далъ имъ жизнь, безвозвратно и низко измѣнилъ, когда они безмятежно спали. Онъ слишкомъ много лгалъ, слишкомъ много обманывалъ, слишкомъ низко упалъ. Старые стихи припоминаются ему:—
Ты хочешь биться въ схваткѣ? Убивать? |
Послѣдній, самый цѣнный, даръ—любить божественно—обмѣненъ на призрачные дары. Бездонная глубина неба замѣнена раскрашеннымъ потолкомъ безпутнаго притона. Въ замѣнъ живыхъ цвѣтовъ—ихъ изображенья, безъ аромата и съ мертвымъ шуршаньемъ. Онъ еще встрѣтитъ воплощенье красоты. Дороги жизни богаты. Прерафаэлитская красавица Донна Марія Ферресъ, нѣжная какъ Сафо, и благоговѣйно-религіозная какъ инокиня, пополнитъ его списокъ. Вотъ онъ подходитъ къ ея прозрачной душѣ. Магнетическое теченіе соединило ихъ души. Они окружены чарами моря, неба, лѣса, и цвѣтовъ. Они овѣяны роскошными звуками Баха, Бетховена, Моцарта, и Шумана. Они слили свои грезы съ созданьями живописи, съ волшебствами итальянскихъ примитивовъ. Послѣ языческой Елены—христіанская Марія, въ глазахъ которой отсвѣтъ очей католическихъ мадоннъ и святыхъ. Они читаютъ вмѣстѣ нѣжнѣйшаго поэта, Шелли, этого божественнаго Аріэля, напоеннаго свѣтомъ, и говорящаго на языкѣ духовъ. Но, когда Андреа возвращается въ свой римскій Buen Retiro, гдѣ онъ пережилъ столько любовныхъ приключеній, его мгновенно захватываетъ мутная волна плоскаго
это родные голоса, но раньше он различал каждый голос в отдельности, а теперь он не может разделять и распознавать их, они слиты, как голоса погибающих в море. Юность убита. Растоптаны цветы, измяты. Все глубокие раны, которые он нанес достоинству своего внутреннего существа, раскрылись, и на душе его кровь. Все свежие, некогда свежие, силы души проснулись с изумлением и с ужасом, как молодые девушки, которых тот самый, кто дал им жизнь, безвозвратно и низко изменил, когда они безмятежно спали. Он слишком много лгал, слишком много обманывал, слишком низко упал. Старые стихи припоминаются ему: —
Ты хочешь биться в схватке? Убивать? |
Последний, самый ценный, дар — любить божественно — обменен на призрачные дары. Бездонная глубина неба заменена раскрашенным потолком беспутного притона. Взамен живых цветов — их изображенья, без аромата и с мертвым шуршаньем. Он еще встретит воплощенье красоты. Дороги жизни богаты. Прерафаэлитская красавица Донна Мария Феррес, нежная как Сафо, и благоговейно-религиозная как инокиня, пополнит его список. Вот он подходит к её прозрачной душе. Магнетическое течение соединило их души. Они окружены чарами моря, неба, леса, и цветов. Они овеяны роскошными звуками Баха, Бетховена, Моцарта, и Шумана. Они слили свои грезы с созданьями живописи, с волшебствами итальянских примитивов. После языческой Елены — христианская Мария, в глазах которой отсвет очей католических мадонн и святых. Они читают вместе нежнейшего поэта, Шелли, этого божественного Ариэля, напоенного светом, и говорящего на языке духов. Но, когда Андреа возвращается в свой римский Buen Retiro, где он пережил столько любовных приключений, его мгновенно захватывает мутная волна плоского
