забыли, и, вдругъ бросивъ изъ своей богатой души блестящія полосы свѣта, онъ радуетъ насъ въ нашей тѣсной комнатѣ.
Проходя по улицамъ большихъ городовъ, Шелли чувствовалъ, что многимъ душно подъ громадами этихъ высокихъ зданій, и въ фантазіи его возникали Города Будущаго, гдѣ Ваяніе, Живопись, Поэзія, и многія другія искусства, еще невѣдомыя нашей мечтѣ, и трудное искусство любить другихъ, извѣстное болѣе нашему уму, чѣмъ нашему сердцу, будутъ царить полновластно. Проходя по лугамъ и лѣсамъ, онъ становился какъ бы духомъ лѣсовъ и луговъ, и, помня о каждомъ существѣ, любилъ ихъ безъ различій, какъ все обнимаютъ, не различая, воздухъ и свѣтъ. Когда въ Освобожденномъ Прометеѣ передъ нимъ возникаетъ видѣніе праздника вселенской гармоніи, онъ видитъ пересозданными не только небесныя свѣтила, но и отдѣльныя малѣйшія частицы Мірозданія. Ему представляется въ тотъ праздничный мигъ, что грубыя людскія побужденья, вражда холодныхъ взглядовъ, надменная походка, невѣжество влюбленное въ себя, и ложь улыбокъ, всѣ выраженія людской низости, какъ толпа блѣднѣющихъ призраковъ, проплыли по небу и растаяли, и тѣ, кого они покинули, съ изумленіемъ взглянувъ на себя, увидѣли, что всѣ стали прекрасными, и даже змѣи, жабы, и черви, немного измѣнивъ свой видъ и цвѣтъ, сдѣлались красивыми, и, не погибая, умножили собою красоту Мірозданія. Духъ всемірной Красоты, духъ Любви, соединилъ въ этомъ видѣніи въ одно торжество—всѣхъ и все, и даже мертвая Луна, влюбленная въ Солнце, и любовью измѣненная, создаетъ свой гимнъ въ планетной музыкѣ, обращаясь къ Дневному Свѣтилу.
Снѣга на моихъ помертвѣлыхъ горахъ |
забыли, и, вдруг бросив из своей богатой души блестящие полосы света, он радует нас в нашей тесной комнате.
Проходя по улицам больших городов, Шелли чувствовал, что многим душно под громадами этих высоких зданий, и в фантазии его возникали Города Будущего, где Ваяние, Живопись, Поэзия, и многие другие искусства, еще неведомые нашей мечте, и трудное искусство любить других, известное более нашему уму, чем нашему сердцу, будут царить полновластно. Проходя по лугам и лесам, он становился как бы духом лесов и лугов, и, помня о каждом существе, любил их без различий, как всё обнимают, не различая, воздух и свет. Когда в Освобожденном Прометее перед ним возникает видение праздника вселенской гармонии, он видит пересозданными не только небесные светила, но и отдельные малейшие частицы Мироздания. Ему представляется в тот праздничный миг, что грубые людские побужденья, вражда холодных взглядов, надменная походка, невежество влюбленное в себя, и ложь улыбок, все выражения людской низости, как толпа бледнеющих призраков, проплыли по небу и растаяли, и те, кого они покинули, с изумлением взглянув на себя, увидели, что все стали прекрасными, и даже змеи, жабы, и черви, немного изменив свой вид и цвет, сделались красивыми, и, не погибая, умножили собою красоту Мироздания. Дух всемирной Красоты, дух Любви, соединил в этом видении в одно торжество — всех и всё, и даже мертвая Луна, влюбленная в Солнце, и любовью измененная, создает свой гимн в планетной музыке, обращаясь к Дневному Светилу.
Снега на моих помертвелых горах |
