Есть еще писатели, душа которыхъ не совпадаетъ съ ихъ поэтическимъ обликомъ, не отъ того, что ихъ талантъ не силенъ или чѣмъ-то задавленъ, а отъ того, что у нихъ два лика, и оба искренніе. Они, какъ герой причудливой повѣсти Стивенсона, совмѣщаютъ въ себѣ и мудраго врача Джикиля, и низкаго страшнаго мистера Хайда, который долженъ „прятаться“[1]. Таковъ поразительный авторъ Путешествій Гулливера, Свифтъ, съ душой, полной мучительныхъ противорѣчій, и какъ-то зловѣще кончившій помѣшательствомъ. Таковъ, быть можетъ, нашъ лучшій писатель, нашъ сердцевѣдъ и пророкъ, Достоевскій.
Есть, наконецъ, еще писатели, въ чьей жизни свѣтился тотъ же огонь, какимъ полны ихъ произведенія,—избранники судьбы, умѣвшіе въ каждый мигъ своего существованія вносить чары поэзіи. Творчество этихъ людей живетъ не умирая, и жизнь ихъ какъ странная сказка. Ихъ души, надѣленныя хрустальной прозрачностью, создаютъ два согласные блеска красоты, очарованіе личности и очарованіе искусства, какъ свѣтлое небо создаетъ одновременно ослѣпительное солнце и ликъ его, дрожащій въ водѣ. Такихъ избранниковъ немного, и лучшій изъ немногихъ—Шелли.
Прекрасное существо, съ большими голубыми глазами, достигавшими въ минуты возбужденія необыкновеннаго блеска, съ волосами нѣжными, какъ пряди шелковистой паутины, съ красивыми руками, созданными для красивыхъ движеній, съ лицомъ, напоминающимъ не мужчину, не женщину, но существо съ другой планеты, съ походкой легкой, какъ движеніе призрака, духъ, заключенный въ земной оболочкѣ,—Шелли въ продолженіи всего своего существованія на землѣ былъ въ какомъ-то идеальномъ возбужденіи; онъ всегда какъ бы помнилъ о другомъ болѣе красивомъ мірѣ, откуда онъ пришелъ, и съ изумленіемъ смотрѣлъ вокругъ себя, стараясь въ этомъ новомъ воплощеніи увидѣть, сквозь призму своей мечты, воспоминанія угасшаго лучшаго дня и разсвѣтъ новаго золотого вѣка. Его душа медлила между двухъ свѣтовъ, и потому его поэзія такъ воздушна и богата. Въ ве-
- ↑ Герой повѣсти Стивенсона, Странная исторія Доктора Джикиля и Мистера Хайда, мудрый благородный врачъ, превращался иногда силою зелья въ мистера Хайда, чтобы въ этомъ видѣ отдаваться своимъ порочнымъ наклонностямъ, и потомъ силою зелья снова превращался въ д-ра Джикиля. Въ концѣ концовъ зелье обмануло, онъ не могъ превратиться изъ мистера Хайда въ д-ра Джикиля, и погибъ какъ низкій уродъ.
Есть еще писатели, душа которых не совпадает с их поэтическим обликом, не от того, что их талант не силен или чем-то задавлен, а от того, что у них два лика, и оба искренние. Они, как герой причудливой повести Стивенсона, совмещают в себе и мудрого врача Джикиля, и низкого страшного мистера Хайда, который должен «прятаться»[1]. Таков поразительный автор Путешествий Гулливера, Свифт, с душой, полной мучительных противоречий, и как-то зловеще кончивший помешательством. Таков, быть может, наш лучший писатель, наш сердцевед и пророк, Достоевский.
Есть, наконец, еще писатели, в чьей жизни светился тот же огонь, каким полны их произведения, — избранники судьбы, умевшие в каждый миг своего существования вносить чары поэзии. Творчество этих людей живет не умирая, и жизнь их как странная сказка. Их души, наделенные хрустальной прозрачностью, создают два согласные блеска красоты, очарование личности и очарование искусства, как светлое небо создает одновременно ослепительное солнце и лик его, дрожащий в воде. Таких избранников немного, и лучший из немногих — Шелли.
Прекрасное существо, с большими голубыми глазами, достигавшими в минуты возбуждения необыкновенного блеска, с волосами нежными, как пряди шелковистой паутины, с красивыми руками, созданными для красивых движений, с лицом, напоминающим не мужчину, не женщину, но существо с другой планеты, с походкой легкой, как движение призрака, дух, заключенный в земной оболочке, — Шелли в продолжении всего своего существования на земле был в каком-то идеальном возбуждении; он всегда как бы помнил о другом более красивом мире, откуда он пришел, и с изумлением смотрел вокруг себя, стараясь в этом новом воплощении увидеть, сквозь призму своей мечты, воспоминания угасшего лучшего дня и рассвет нового золотого века. Его душа медлила между двух светов, и потому его поэзия так воздушна и богата. В ве-
- ↑ Герой повести Стивенсона, Странная история Доктора Джикиля и Мистера Хайда, мудрый благородный врач, превращался иногда силою зелья в мистера Хайда, чтобы в этом виде отдаваться своим порочным наклонностям, и потом силою зелья снова превращался в д-ра Джикиля. В конце концов зелье обмануло, он не мог превратиться из мистера Хайда в д-ра Джикиля, и погиб как низкий урод.
